Обращаясь к истории науки, Эзер убедительно показывает, что “ .наука изначально есть не что иное, как механизм выживания второго порядка .”, “ .поскольку опытные научные конструкты, т.е. гипотезы и теории, применяются на практике и служат руководством для человеческих действий .и .выбирается та теория, которая лучше функционирует, больше объясняет и точнее предсказывает” [4].

В рамках подобной эволюционной модели можно дать ответ о возникновении нового в науке. “Что именно возникает: новые факты, гипотезы, теории или методы? - задает вопрос Эзер, - Ни одна из этих возможностей не должна рассматриваться отдельно, ибо все они функционально взаимосвязаны.” Следовательно, “если возникновение нового в мире связано с различными, но функционально взаимосвязанными возможностями, тогда существуют и различные типы переходов из одной фазы в другую, из которых лишь один может быть назван “сменой парадигмы” (Кун)”. Далее дается типология “фазовых переходов”, наблюдающихся в науке [4]:

Переход от дотеоретической стадии науки к первичной теории. Пример: от вавилонской астрономии к геоцентрической астрономии Птолемея. Переход этого типа связан с эволюционным скачком в развитии научного метода: от чисто энумеративной индукции и экстраполяции к эвристической индукции и созданию теорий. Собранный фактический материал не пропадает при таком фазовом переходе.

Переход от одной теории к другой (альтернативной) теории (так называемая научная революция = “смена парадигмы”. Пример: от аристотелевской физики к механике Галилея. По сравнению с первым типом фазового перехода смена научной парадигмы - событие куда менее значительное, так как происходит оно на том же уровне развития научной методологии. Структура теорий остается та же самая, хотя меняется содержание. Ускоренная теоретическая динамика нашего времени превратила подобную перестройку научных теорий в обыденную работу.

Переход от двух отдельно возникших и параллельно развивавшихся частных теорий к одной универсальной теории (интеграция теорий). Пример: от земной механики Галилея и небесной механики Кеплера к универсальной механике Ньютона. Этот тип фазовых переходов по-прежнему остается редким и чрезвычайно значительным событием.

Переход от наглядной, основанной на чувственном опыте теории к абстрактной ненаглядной теории с тотальной сменой основных понятий. Пример: от классической механики Ньютона к теории относительности Эйнштейна. Переход этого типа является наиболее значимым и представляет собой новый эволюционный шаг в методике наук. Ибо он ведет от индуктивно-конструктивного построения теорий к их саморазвитию. Отныне наблюдение перестает быть единственным критерием истинности нашего познания; теперь лишь в рамках теории можно решить, истинно ли само наблюдение.

Отвечая на вопросы, как следует тогда понимать структуру истории науки: как революцию или эволюцию, Эзер утверждает, что “В результате непрерывного процесса не возникает ничего нового. Новое появляется лишь вследствие прерывности”, т.е. революции. “Однако, это не означает, что у прерывности нет своей предыстории, причем каждая содержит свои маленькие прерывности”. В то же время, “ .это не означает, что в истории науки совсем нет внезапных и неожиданных фазовых переходов. Согласно попперовскому понятию интегративного роста теорий такой переход имеет место всякий раз, когда две самостоятельно развивавшиеся теории интегрируются в одну новую.” [4].

Ф. БЭКОН

Познание, которое мы обычно применяем в изучении природы мы будем для целей обучения называть предвосхищением природы, потому что оно поспешно и незрело. Познание же, которое должным образом извлекаем из вещей, мы будем называть истолкованием природы.

Самое лучшее из всех доказательств есть опыт . Тот способ пользования опытом, который люди теперь применяют, слеп и неразумен. И потому, что они бродят и блуждают без всякой верной дороги и руководствуются только теми вещами, которые попадаются навстречу, они обращаются ко многому, но мало подвигаются вперед . Если даже они принимаются за опыты более вдумчиво, с большим постоянством и трудолюбием, они вкладывают свою работу в какой-либо один опыт, например Гильберт — в магнит, алхимики — в золото. Такой образ дейст­вий людей и невежествен и беспомощен .

Бог в первый день творения создал только свет, отдав этому делу целый день и не сотворив в этот день ничего материального. Подобным же образом прежде всего должно из многообразного опыта извлекать открытие истинных причин и аксиом и должно искать светоносных, а не плодоносных опытов. Правильно же открытые и установленные аксиомы вооружают практику не по­верхностно, а глубоко и влекут за собой многочисленные ряды практических приложений .

Для построения аксиом должна быть придумана иная форма индукции, чем та, которой пользовались до сих пор. Эта форма дол­жна быть применена не только для открытия и испытания того, что называется началами, но даже и к меньшим и средним и, нако­нец, ко всем аксиомам. Индукция, которая совершается путем простого перечисления, есть детская вещь: она дает шаткие заклю­чения и подвергнута опасности со стороны противоречащих част­ностей, вынося решения большей частью на основании меньшего, чем следует, количества фактов, и притом только тех, которые имеются налицо. Индукция же, которая будет полезна для откры­тия и доказательства наук и искусств, должна разделять природу посредством должных разграничений и исключений. И затем после достаточного количества отрицательных суждений она должна заключать о положительном. Это до сих пор не совершено . Поль­зоваться же помощью этой индукции следует не только для откры­тия аксиом, но и для определения понятий. В указанной индукции и заключена, несомненно, наибольшая надежда.

Бэкон Ф. Новый Органон. Афоризмы об истолковании природы и царства чело­века Ц Сочинения. В 2т. М., 1978. Т. 2. С. 12, 13—16, 18, 34, 35, 50, 56—57, 60—61, 62, 75, 80—81, 87

Т. ГОББС

Научное знание. Отсюда очевидно, что способность к рас­суждению не есть нечто врожденное подобно ощущению и памяти, а также не нечто приобретенное одним лишь опытом подобно благоразумию, а что она приобретается прилежа­нием: прежде всего, в подходящем употреблении имен, во-вторых, в усвоении хорошего и правильного метода, который состоит в про­движении вперед от элементов, каковыми являются имена, к суждениям, образованным путем соединения имен между собой, и отсюда к силлогизмам, которые суть связи одного суждения с другим, пока мы доходим до знания всех связей имен, относящих­ся к интересующей нас теме, именно это и называют люди научным знанием. Между тем как ощущение и память дают нам лишь зна­ние факта, являющегося вещью прошлой и непреложной, наука есть знание связей и зависимостей фактов. Благодаря такому знанию, исходя из того, что мы можем сделать в данный момент, мы знаем, как сделать что-нибудь отличное от этого или сходное с этим в иное время, если таково будет наше желание. Потому что когда мы видим, по каким причинам и каким образом что-либо совершается, то, если подобные причины попадают в сферу нашего воздействия, мы знаем уже, как их можно заставить произвести подобные же следствия.