Категория "делать" получает, таким образом, в сартровской философии привилегированной статус, это означает, что человек должен постоянно делать себя, следовательно, постоянно ставить под вопрос свое существование, что равносильно императиву "не быть", – и только так он сохраняет себя как человека. Аутентичный способ существования, поэтому не просто соответствует сути человеческого существования, это тот способ существования, который практикуется сознательно, ибо позиция аутентичности должна быть еще завоевана. Проекты "быть" и "иметь" затемняют, по Сартру, незавершенность и неопределенность человеческого существования, снимают всю его напряженность, сводя его к указанным целям и подчиняя человеческое бытие чему-то внешнему и ставшему. Так человеческие ценности оказываются "записанными в вещах", а наше поведение "извинительным", ибо в этом случае основанием нашего действия является не свобода, а какая-либо внешняя причина. И нужно поистине "обращение", чтобы увидеть эти спонтанно практикуемые проекты в их истинном свете. Но здесь мы уже, по Сартру, вступаем в область морали.

Свое основное философское произведение "Бытие и нечто" Сартр закончил обещанием написать труд по морали, так как онтологические исследования не давали полного и ясного ответа на вопрос, в чем же состоит подлинное существование, каков аутентичный императив нашего поведения, в чем заключается смысл свободы и т.п. При жизни Сартра такого труда так и не появилось. Только после смерти были опубликованы фрагменты, хотя и довольно пространные, получившие название "Тетрадей по морали" и следующие по времени написания непосредственно за "Бытием и ничто".

В "Тетрадях по морали" изменены многие акценты и введены новые важные темы. Онтология "Бытия и ничто", признает Сартр, – это онтология "до обращения", хотя и там, уточняет он присутствует тема аутечности, но, добавим мы, последняя дана по преимуществу в негативно-изобличительном тоне – в форме постоянного уличения человека в "дурной вере", то есть в стремление так или иначе избавиться от тяжкого груза свободы.

Было отмечено, что человек, по Сартру, – это стремление стать Богом; таков фундаментальный проект человека и его основная страсть. В конце онтологических изысканий в "Бытии и ничто" Сартр определяет эту страсть как пустую и бесполезную, ибо человек "напрасно губит себя" "ради рождения Бога". Крах этого фундаментального проекта – одна из существенных характеристик человеческого существования. Но в то же время, как пишет сподвижница философа С. де Бовуар, человеку не позволено существовать без стремления к такому бытию, которым он никогда не будет.

В "Тетрадях по морали" Сартр пытался очертить позитивные моменты краха первоначального человеческого проекта. Именно крах продвигает человека к "обращению", да еще тревога, не дающая закостенеть в однажды достигнутом результате, к которому приходят разными способами, в том числе и неаутечными. При "обращении" меняется наше отношение к этому проекту. Сам проект не только не отменяется, а, напротив, целиком принимается на свой счет, то есть мы сознательно берем на себя ответственность за все наши цели и желания, в том числе и спонтанно, бессознательно выбранными. Наши цели желаемы нами – вот решающая причина быть ответственными за них. Таким образом, преследуемые цели расцениваются как свободно выбранных, центр тяжести переносится с них на свободу (а стало быть, на ответственность), и целью свободы становиться сама свобода.

При "обращении" меняется отношение к миру и к другим людям. Бытие уже не является объектом утилитарно-эгоистического "присвоения" по типу "иметь" и "быть", а "раскрывается". Человек начинает осознавать себя как существо, благодаря которому "имеется бытие". То же самое логично сказать и об отношении к другим людям. Если в "Бытии и ничто" другой человек – это всегда угроза моей свободе и индивидуальности, возможность подчинения и подавления, то теперь я – основа бытия другого, благодаря мне "имеется другой", я – условие раскрытия его возможностей. Так, на место обладания, отрицания, конфликта встает великодушие. И как следствие этого – максима: ничего не требовать от других, но самому способствовать их раскрытию. Человек становится, таким образом, подлинным Творцом, он сам должен решать о смысле бытия, наследуя тем самым миссию недостающего Бога.

Подлинная мораль, по Сартру, – это всегда утверждение свободы и автономии индивида, его права на риск и ответственность, это независимость каких-то из вне идущих указаний. Любые апелляции к долгу, обязанности, необходимости и пр. суть, по Сартру, попытки ввести в свободный акт человека внешний и чуждый ему элемент, иное, чем он сам, "Другого". Этот "Другой" есть либо скрытый проводник угнетения и насилия, либо олицетворение стремления уйти от ответственности, а чаще – и то, и другое вместе.

"Другим" в сартровской концепции становится и любое универсальное предписание морали, неважно, исходит ли оно из признания преданного морального порядка, человеческой природы, божественного установления или социального института. Универсальность и категоричность морали на дает, по его мнению, должного ни человеку, которому предстоит эти требования выполнять, ни его конкретным проектам, ни ситуации, в которой он действует. Такая мораль абстрактна, она не учитывает всей неповторимости человеческой личности и ее жизни. Одновременно она освобождает человека от риска и ответственности. Она, заключает Сартр, есть способ "выйти сухим из воды" и "спастись в абсолюте" как некоем надежном убежище. Никто заранее не знает, как поступать в каждом конкретном случае и никто не может ничего предписывать другому. Автономия – это постоянный риск и полная ответственность. На место абстрактной морали, одновременно и отчуждающей свободу и оправдывающей человека, должна встать "конкретная мораль", предполагающая всякий раз поступок, соответствующий только этой данной ситуации и следующий лишь "логике эффективного действия".[7]

Проект "делать" (особо выделенный Сартром в "Бытии и ничто") конкретизируется в "Тетрадях по морали" следующим образом. Теперь – это "делать необходимое" в данной конкретной ситуации, в силу чего этот проект и не может быть универсальным. Конкретная мораль, стало быть, предполагает творчество и свободу, независимость от любых преданных человеку оснований и сущностей, например, от априорно существующего добра, добродетели в себе, долга как такового и т.п. Конкретная мораль – это всегда живой, индивидуальный опыт "делания", а не приобщения к некоему уже существующему ценностному порядку, при котором, по Сартру, мое действие лишается автономии и творчества. Сартру важно зафиксировать именно это различие "быть" и "делать" как двух самостоятельных свободных проектов, соответствующих неаутентичному и аутентичному способам существованиям. Наша моральность, по Сартру, отнюдь не итог некоего натаскивания и не "результат упражнения", в ходе которого укрепляются, как мышцы, наши природные свойства и задатки, это – необходимое действие, всякий раз другое в каждой конкретной ситуации. Поэтому в морали, как отмечает Сартр, нет ни трамплина (в виде преданного свойства или сущности), ни достижения ни заслуг (когда мы уже как бы являемся моральными), в ней "всегда все заново".