Подобная трактовка функций государства (правительства) опять же противоречит исходному определению государства (союз во имя общей пользы), ибо мы видим. Что в ряде случаев государства служат не всеобщему благу, а исключительно интересам правителей или же лишь частично учитывает интересы простого народа. Еще античные мыслители (Платон и Аристотель), описывая различные формы государства, признают, что далеко не все из них выполняет главное предназначение государства (осуществление общего блага), но они проявляли известную последовательность, объявляя подобные формы «неправильными» или «испорченными». Что же касается Гроция, то он отнюдь не спешит подобным образом бичевать такие государства, в которых усилия правителей сосредоточены в первую очередь на своих собственных интересах. Они, с его точки зрения, не заслуживают названия тиранических, так как тирания, в современном смысле слова, включает насилие».[97] Словом, у Гроция отсутствует то резко негативное отношение к государствам, где общее благо приносится в жертву интересам правителей или какой-либо иной группировки, которое так характерно для мыслителей античности.

На рубеже средневековья и нового времени встает вопрос о праве народа свергать неугодное ему правительство (одна из составляющих доктрины т.н. «народного суверенитета»). Разные мыслители по-разному отвечали на этот вопрос. Так, Боден в целом отвергал наличие у народа подобного права, за исключением тех случаев, когда дело касается восстания против узурпатора.[98] Что же касается Гроция, то он, в принципе, признавал за народом такое право, однако его лишены те народы, которые, учреждая правительство, наделили его всей полнотой власти, а сами от дальнейших претензий на верховную власть отказались. «… Разве же не волен свободный народ, - вопрошает Гроций, - … подчиниться кому угодно, одному или же нескольким лицам, перенеся таким образом на них целиком власть управления собой и не сохранив за собой ни малейшей доли этой власти?»[99] Стало быть Гроций оправдывает властный произво, апеллируя к исходному волеизъявлению народа при основании государства. В целом, сопротивление действиям правителей, по мнению Гроция, лишь в случае крайней необходимости является допустимым.[100]

Таким образом, политикj-философская мысль XV-XVI вв. Представляет собой причудливое сочетание отдельных положений античных мыслителей, средневековых представлений и новых для того времени идей. С одной стороны, высшая цель государства по-прежнему продолжает трактоваться как общее благо, но с другой стороны, в работах ряда авторов общее благо понимается уже не как осуществление некоего отвлеченного этического идеала, а гораздо более приземленного – обеспечение безопасности, охрана спокойствия, защита имущественных прав граждан и п.т. С одной стороны, в творчестве политических мыслителей этого периода еще ощущается влияние средневековых представлений о государстве как о «личном достоянии» его правителя, обретенном по праву завоевания или иным способом, а с другой, - уже всерьез обсуждается вопрос о допустимости восстания народа против собственного правительства. С одной стороны, все еще сохраняет свое значение аристотелевский взгляд на государство как на некое «общение», присущее самой природе человека, но вместе с тем в политико-философской мысли все более утверждается мнение, что государство есть результат согласия людей, к которому они пришли в ходе естественного развития. Последнее положение получает свое окончательное оформление уже в эпоху нового времени, в работах мыслителей, которые явились на смену создателям концепции общественного договора.

Глава III. Взгляды на государство в период нового времени: концепция общественного договора

1. Томас Гоббс (1588-1679 гг.)

Основы концепции общественного договора были заложены еще в античности (Эпикур, Лукреций),[101] но тогда она не получила дальнейшего развития. В политико-философской мысли длительное время преобладал взгляд на государство как на некое самодовлеющее целое, появление которого не зависит от свободной воли людей. Концепция же общественного договора явилась логически завершенным противоположного подхода к происхождению и сущности государства, которое рассматривалось здесь как «результат единичного акта свободной воли».[102] Данная концепция окончательно оформилась уже в эпоху нового времени и связана в первую очередь с именем Т.Гоббса («Левиафан»). Его идеи во многом разделял Б.Спиноза («Политический трактат», «Богословско-политический трактат»).

Гоббс исходил из иного понимания природы человека, нежели Аристотель. По мнению Гоббса, ни в коем случае не следует уподоблять людей общественным животным или насекомым, т.к. человек – существо скорее асоциальное, нежели «общественное» («политическое»). Поэтому непосредственно из природы человека происхождения государства выводить нельзя. Если «согласие» общественных насекомых «обусловлено природой», то «согласие… людей – соглашением, являющимся чем-то искусственным». Стало быть, государство не есть что-то вроде сообщества общественных насекомых, а результат искусственного соглашения между исходно независимыми друг от друга (атомизированными) индивидами. «Государство, - писал Гоббс, - есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты».[103]нами уже не раз отмечалось, что представления о государстве как о некоем соглашении людей имели место в политико-философской мысли еще до Гоббса (Макиавелли, Гроций), однако подобные воззрения еще нельзя назвать концепцией общественного договора в полном смысле слова, ибо общественный договор имеет существенные особенности, отличающие его от соглашений. Во-первых, люди, создавая государство, договариваются не с правителями, а друг с другом («каждый с каждым»),[104] и во-вторых, общественный договор не распространяется на носителей верховной власти (суверенитета).[105] Иными словами, сувереном становятся путем соглашения, заключенного людьми между собой, но не с самим сувереном, а у суверена, следовательно, нет никаких обязательств по отношению к подданным. Только так, по мнению Гоббса, верховная власть может реально осуществлять свои функции. «Мнение, будто какой-либо монарх получает свою власть на основе соглашения, т.е. на известных условиях, вытекает из непонимания той простой истины, что соглашения являются лишь словами и сотрясением воздуха и обладают силой обязать, сдерживать м защищать человека лишь постольку, поскольку им приходит на помощь меч государства, т.е. несвязанные руки того человека или собрания людей, которые обладают верховной властью и действия которых санкционированы всеми подданными и исполнены силой всех подданных, объединенных в лице суверена».[106] Б.В. Мееровский, несколько неточно интерпретируя Гоббса, несправедливо критикует его по вопросу о соотношении понятий «общество» и «государство». С одной стороны, данный автор вполне справедливо отмечает, что «в сосредоточении власти в руках одного человека или же собрания людей Гоббс и усматривал сущность государства».[107] Но с другой стороны, противореча самому себе, он приписывает Гоббсу отождествление государства с «обществом и народом».[108] Гоббс же рассматривал государство как «множество людей, объединенных таким образом в одном лице (выделено нами – И.Ч.)».[109] Такая формулировка свидетельствует о том, что Гоббс не только не смешивал понятия «общество» и «государство», как это утверждает Мееровский, но, напротив, полностью разводил их. Если общество, по Гоббсу, - это «множество людей», то государство – это некое «единое лицо», наделенное властью. Государство, в трактате Гоббса, - это сила, стоящая над обществом, поскольку оно не связано с народом какими бы то ни было обязательствами и соглашениями.