Эволюция представлений и учений о государстве от античности к новому времени
Как и Гоббс, возникновение государства Руссо выводил из состояния непрерывных распрей и ссор между людьми, однако само это состояние всеобщей войны вытекает не из сущности самого человека, а является результатом тех изменений, которые претерпели люди при переходе от «естественного состояния» к цивилизации. Здесь, по мнению Руссо, сыграл свою роль целый комплекс факторов первого и второго порядков (рост населения, развитие искусств и ремесел, разделение труда и т.д.), из них решающим явилось появление частной собственности на землю (основанной, первоначально, на труде человека) и, как следствие, имущественное неравенство между людьми, породившее, в свою очередь, уже упомянутые нами многочисленные раздоры, главными противоборствующими сторонами в которых стали богатые собственники, с одной стороны, и неимущие – с другой.[132] Стало быть, противоречие между богатыми и бедными, являвшееся, по Аристотелю, основным содержанием внутренней жизни государства, у Руссо выступает как главная причина самого его возникновения. Государство, таким образом, является уже не результатом соглашения между равными для обеспечения общей безопасности (как у Гоббса), а представляет собой хитрое изобретение богачей для упрочения и охраны их права собственности. «Они говорят приблизительно так: объединимся, чтобы защитить слабых от притеснения, обеспечить каждому его владение, мир и справедливость; вместо того, чтобы тратить свои силы в борьбе друг против друга, создадим верховную власть, которая будет править на основании мудрых законов, оказывать покровительство и защиту всем членам союза, отражать наших общих врагов и поддерживать между нами вечное согласие. Бедняков было трудно обмануть и завлечь этой картиной. Люди покупают воображаемый покой ценой реального счастья».[133]
Руссо существенно дополнил и переработал концепцию общественного договора. Он сходится с Гоббсом в том, что государство возникает в результате соглашения не народа с правителями, а людей между собой.[134] Однако предметом подобного соглашения является не передача суверенной власти какому-либо лицу или собранию (как у Гоббса), а образование «гражданского общества», в котором сувереном выступает сам народ как единое целое.[135] «…Прежде, чем рассматривать акт, - пишет Руссо, - посредством которого народ избирает короля, было бы неплохо рассмотреть тот акт, в силу которого народ становится народом, ибо этот акт, непременно предшествующий первому, представляет собой истинное основание общества».[136] Такой акт, по Руссо, и есть общественный договор.
Сходную идею, в свое время, высказал еще Д. Локк. Но Руссо, в отличие от Локка, не считал, что народ должен затем отказаться от суверенной власти в пользу правительства. Дело в том, Руссо не сводил функцию государства лишь к обеспечению безопасности (Гоббс) или охране имущественных и личных прав (Гроций, Локк). Главная задача государства, по Руссо, - защита свободы граждан. Следовательно, государство – это «такая форма ассоциации, которая защищает и ограждает всею общею силою личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако только самому себе и остается столь же свободным (выделено нами И.Ч.), как и прежде».[137] Здесь суждения Руссо во многом сходятся со взглядами Аристотеля, который считал, что государственная власть – это «власть над свободными по природе».[138] Но передача верховной власти от народа правительству, безусловно, ставит под угрозу свободу граждан. Не случайно Руссо критикует Гроция и Гоббса, за то, что они, по его мнению, уподобляют правителей пастухам, а народ – скоту.[139] Как справедливо считает М.К. Рыклин, не правы те исследователи, которые считают Руссо сторонником «тоталитарного государства» на том основании, что он требует от членов «ассоциации» полного отказа от естественной свободы в пользу общества. «Они, - пишет Рыклин, - отказываются допустить, что в качестве члена суверена граждан получает эквивалент того, чем он пожертвовал». Иными словами, граждане, в обмен на «естественную свободу», получают, по Руссо, «свободу, полученную по соглашению».[140]
Итак, неотъемлемой составляющей любого государства (по определению) выступает у Руссо свобода граждан, и гарантией этой свободы является сохранение суверенитета в руках народа как единого целого. Тем самым Руссо фактически отождествляет понятия «государство» и «суверен». Разница в терминологии определяется конкретными обстоятельствами: «…Его члены называют этот Политический организм Государством, когда он пассивен, Сувереном, когда он активен, Державою – при сопоставлении его с ему подобными. Что до членов ассоциации, то они в совокупности получают имя народа, а в отдельности называются гражданами как участвующие в верховной власти, и подданными как подчиняющиеся законам Государства».[141] Стало быть, Руссо впервые четко разграничил понятия «гражданин» и «подданный», до этого нередко употреблявшиеся как синонимы.
Что касается правительства, то Руссо сходится с Гоббсом в том, что оно устанавливается не договором, но, в отличии от Гоббса, не считает, что правительство свободно от каких бы то ни было обязательств по отношению к народу, ибо правительство не есть носитель суверенитета. Правительство – это «посредствующий организм, установленный для сношений между подданным и сувереном, уполномоченный приводить в исполнение законы и поддерживать свободу как гражданскую, так и политическую».[142] Иными словами, правительство призвано управлять народом как совокупностью подданных, но не по своей воле, а в соответствии с волей народа, но уже в другом качестве – как суверена. Руссо, как и его предшественники, выделяет обычные для политической литературы той эпохи формы правления (монархия, аристократия и демократия), но различие между ними определяется не носителем суверенитета, как обычно полагали до Руссо, а лишь количеством правителей (один человек, группа лиц или же все граждане). Субъектом же верховной власти, не зависимо от формы правления, в государстве всегда является народ.
Руссо придерживается принципа разделения властей, но трактует его несколько иначе, чем Локк. Если у Локка законодательная власть принадлежит временному органу, состоящему из народных представителей, а исполнительная – постоянно действующему правительству,[143] то у Руссо законодательная власть сосредоточена в руках народа в целом (т.е. суверена), а не у его представителей.[144] Ведение какого-либо представительного органа, облеченного законодательной властью, означает отказ народа от самостоятельного выражения своей воли, т.е. от прав суверена, а это – первый шаг к разрушению государства.[145]
Нужно иметь в виду еще одно важное обстоятельство. Дело в том, что еще с античности верховная власть считалась одним из важных признаков государства и всецело связывалась с правительством. «Государственное устройство, - писал Аристотель, - означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства».[146] Ж.Боден и Г.Гроций, развивая эту традицию, заложенную еще в античности, возвели верховную власть в античности, возвели верховную власть в ранг самой главной, определяющей, характеристики государства и дали ей понятие «суверенитет». До Гоббса подобная трактовка не содержала в себе противоречий. Гоббс же окончательно порвал с античным представлением об «обществе» и «государстве» как о равнозначных понятиях. Он окончательно развел понятия «общества» (понимаемое им как совокупность подданных, «множество людей») и «государства» («Левиафан», «единое лицо»), при этом суверенитет по-прежнему является определяющим признаком государства. Однако, поскольку при монархии и аристократии суверенитет, по Гоббсу, сосредотачивался в руках ограниченного числа правителей (обычное тогда понимание относительно того, кто является носителем суверенитет), то народ в этом случае как бы «выпал» из рамок государства, и последнее, тем самым, фактически отождествлялось с правительством. Стало быть, от отождествления государства с обществом (еще в античности) политические мыслители нового времени пришли к отождествлению государства с правительством (что, в общем-то, было весьма характерно для идеологии абсолютизма). Выход из очередного смешения понятий нашел, как нами уже было отмечено, именно Руссо. Как и Локк (и в противоположность Гоббсу) Русо понимал народ не только как совокупность подданных, но и как «коллективное Целое», имеющее общую волю.[147] Именно народ (в указанном контексте), а не правительство обладает в государстве (по определению) правами суверена. А раз в государстве имеет место разделение властей, то суверенитет понимается Руссо уже не просто как «верховная», а именно – «законодательная власть». Правительство же, наделенное исполнительной властью, является не более чем слугой, исполнителем воли суверена (т.е. народа как единого лица). Следовательно, понятие «государство» у Руссо охватывает не только и не столько правительство, но главным образом – наров (когда он осуществляет свои функции носителя суверенитета). Тем самым государство перестает у Руссо отождествляться исключительно с правительством.