В. И. Гурко - как и многие другие крайне правые политики - подозревал Петра Столыпина во всех смерт­ных грехах, в антипомещичьих настроениях, особенно в опасном намерении полностью ликвидировать поме­щичьи земли, а также продавать крестьянам государ­ственные и удельные земли, что якобы оживляло их надежды получить и земли помещиков.

Граф А. А. Бобринский как-то передал Гурко якобы сказанные Петром Аркадьевичем мимоходом слова: "Вам, придется расстаться с частью своих земель, граф", П. Сто­лыпин действительно, видимо, не верил в будущее круп­ного землевладения, которое не было, по его мнению, ос­новой России. Но сокращение такого землевладения должно было идти мирно и плавно, под воздействием чисто экономических рычагов.

Точно так же некоторые историки твердят о том, что Петр Столыпин не знал русской деревни, или, напри­мер, что его достаточно близкий сподвижник К. А. Кофод был датчанином и якобы даже русского языка не не знал. Этого некоторым наблюдателям хватает, чтобы поставить всю реформу под сомнение. Между тем в свое время и на С. Ю. Витте нападали из-за К. А. Кофода: злые языки говорили, что не знающий русского сельского хозяйства Витте собрался все перестроить по датскому образцу. Сам С. Ю. Витте писал, что другой соратник Петра Аркадьевича - А. В. Кривошеий -карьерист, а по профессии юрист, то есть он некомпе­тентен в аграрных вопросах (впрочем, так он писал про всех, забывая, что и сам формально мог считаться не­компетентным во многих вопросах).

У Петра Аркадьевича никогда не было и мысли о на­сильственном ликвидации помещичьего землевладения. Продажа государственных земель позволяла смягчить нехватку земли у крестьян и дать время для постепен­ной трансформации помещичьих хозяйств. Сам П. Сто­лыпин всегда считал себя прежде всего помещиком и гордился этим. По сути дела, шла речь о развитии ры­ночных отношениях, о повышении эффективности сель­ского хозяйства, о спасении России, а не изменении су­щества политической и экономической системы.

М. П. Бок писала, что ее отец говорил: "Не в крупном землевладении сила России. Большие имения отжили свой век. Их, как бездоходные, уже сами владельцы начали про­давать Крестьянскому банку. Опора России не в них, а в царе". Все это правильно в чисто экономическом смыс­ле для того времени. Наиболее развитые страны Евро­пы давно это прошли, а Россия задержалась, и дело закончилось кровавой революцией.

В 1909 г. П. Столыпин говорил в интервью газете "Вол­га": "Вероятно, крупные земельные собственности несколь­ко сократятся, вокруг нынешних помещичьих усадеб начнут

возникать многочисленные средние и мелкие культурные хо­зяйства, столь необходимые как оплот для государственно­сти на местах".

Можно сделать вывод, что предшественники часто больше боролись с общиной как с рассадником рево­люции, а премьер-министр Петр Столыпин в основном пытался решить глобальную экономическую проблему. Соединение различных подходов и создало то, что на­зывается сегодня "столыпинской аграрной реформой".

Нельзя забывать и других (очень разных) "отцов" реформы, в частности А. В. Кривошеина и К. А. Кофода. О первом будет сказано ниже, а второй - сравни­тельно скромный чиновник - был абсолютно незаме­ним в решении технических проблем землеустройства, развертывания земель общин, пораженных череспо­лосицей.

К. А. Кофод пережил семь министров земледелия, но именно его голос, произношение, терминологию любил добродушно имитировать П. Столыпин в бесе­дах с общими знакомыми. К. А. Кофод много позднее писал, что это считалось знаком благосклонности премьер-министра[8]

Таким образом, у Петра Аркадьевича была доста­точно четкая концепция реформы на основе опыта в Ковно, Гродно, Саратове. Ложь, что у него не было сложившихся взглядов на аграрные преобразования при приезде в Санкт-Петербург. Другое дело, что эта кон­цепция совпадала с мнением многих компетентных людей и вытекала из самой жизни.

Когда мы говорим, допустим, "гайдаровская рефор­ма", никто не подразумевает, что Е. Т. Гайдар выдумал что-то принципиально новое. Имеется в виду человек, который взял на себя ответственность за решительные действия. Точно так же выражение "ельцинские" или "горбачевские" реформы ни у кого из разумных людей ассоциируется с Б. Ельциным и М. Горбачевым как с непосредственными авторами реформ. Реформы по­чти всегда называются по имени тех, кто принимает политические решения, - такова ирония судьбы.

2)Перед реформой: община и помещики.

Российская община (или, как говорили сами крестья­не, "общество", "мир") была довольно необычным об­разованием. Все разговоры об исконно русской веко­вой природе общины - по меньшей мере, недоказуемая теория. Есть основания считать, что община стала пре­обладать после введения Петром I подушной подати и принципа коллективной ответственности жителей каждой деревни за его уплату. Отсюда пошли и периодические подушные переделы (перераспределе­ние) земли внутри общины. Так налоги драматически сказались на судьбе России, и об этом уроке следовало бы помнить нынешним политикам.

С другой стороны, община в любой стране имела изначально и чисто технологическую причину - необ­ходимость объединения усилий для обработки земли и решения других проблем. То есть по мере совершен­ствования аграрных технологий община объективно должна была терять свое значение.

Наиболее характерные черты российской общины: че­респолосица, круговая порука (все отвечают по обязатель­ствам одного), трехпольная система земледелия, застав­лявшая всех проводить сельскохозяйственные работы одновременно. Пашня закреплялась за конкретным че­ловеком (семьей), но всегда был риск, что эту землю в будущем передадут другому хозяину, то есть земля не была по настоящему своей. Удаленность жилья от обра­батываемой земли, невозможность залога земли, малоземельность в результате быстрого роста аграрного населе­ния и многое другое сдерживало технический прогресс, уничтожало стимулы к производительному труду. Во всем царствовала уравниловка, которая не давала простора более смышленым и трудолюбивым крестьянам, защи­щала лентяев и пьяниц. Все это сдерживало прогресс сель­ского хозяйства и порождало застой.

В результате крестьянин с ненавистью смотрел на со­седнего помещика и его обширные земли, которые, в свою очередь, также искусственно охранялись различными льготами и отсутствием реальных налогов, которые сде­лали бы невозможным содержание огромных непродук­тивных поместий (как это случилось в других странах). В этом была трагическая ущербность всей системы

Земля каждой семье предоставлялась узкими полосками (до 8-10 и более) в разных местах угодий данной общины, что, разуме­ется, существенно затрудняло обработку.

В принципе, крестьянин имел теоретическое право выхода из общины в результате реформы 1861 г., но только после выплаты выкупных платежей помещикам в течение сорока девяти лет. То есть этот процесс дол­жен был завершиться только в 1912-1930 гг. Понятно, что людей, способных сразу осуществить выкуп, оказа­лось немного. Кроме того, сама община всячески со­противлялась выходу из нее наиболее работящих и за­житочных крестьян, так как в результате этого она значительно слабела.