В конечном счете все версии оказываются так или иначе обоснованными. А означает это то, что раннее русское христианство не было однозначным. Черты пелагианства, выявляемые Н.К.Никольским и А.Е.Пресняковым в русском христианстве, предполагали широкую веротерпимость, а элементы арианства и, может быть, павликианства противостояли самой идее централизованной церковной иерархии. Спор об изначальной организации русской церкви все-таки предполагал лишь византийскую и римские формы, а потому и оставались незамеченными указания летописи на реальное положение вещей. Так, давая суммарный рассказ о княжении Владимира, «повесть временных лет» называет епископов, которые вместе со старцами сначала посоветовали князю казнить разбойников, а затем вернуться к старому «устроенью»: взимать за преступления денежные штрафы. Позднее между князем и епископами обязательно встает митрополит, с которым обычно и советуется князь. Пока же речь шла о епископах, причем во множественном числе: в арианстве общины выбирали своих епископов, роль которых явно отличалась о той, которую они получат в римской или константинопольской церквях, павликианство же и прямо обличало насаждаемую обоими центрами церковную иерархию.

Прочность общины и общинного самоуправления предопределила и стойкость традиций ранней русской церкви, а также живучесть язычества, в чем римская церковь справедливо обвиняла «рутенов». В этой связи можно лишь заметить, что на Западе язычество влилось с христианством, а различия в обрядах уходили в глубокую древность. Известно замечание Прокопия Кесарийского (VI век) о славянах: «Судьбы они не знают и вообще не признают, что по отношению к людям она имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченные ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают что спасение ими куплено ценою этой жертвы». [33].

В цитированном высказывании как будто есть противоречие, на которое неоднократно обращалось внимание. Дело в том, что «судьба» - одно из коренных понятий любой языческой религии. Но у славян она действительно не играла той роли, которая ей отводилась в античном мире, а также у многих народов периода Великого переселения (в том числе, видимо, и в ругов - русов). Славяне не знали судьбы-рока, судьбы-фатума, неотвратимой судьбы. Они знали судьбу-фортуну, переменчивую судьбу, которую можно уговорить и от которой можно откупиться жертвой, молитвой, поведение. [34].

В язычестве русов, судя по описанию Х века, еще сохранялись отличия от славянского язычества. Именно вера в непреложность божественных установлений заставляла русов предпочитать самоубийство плену: пленный по закону войны – раб, и никакая сила не может изменить этого положения. Воздаяния язычество не знало. Не знало его никакое язычество, но славянин при этом имел дело не с фатумом, а с фортуной.

В конечном счете, западная церковь, стараниями прежде всего Августина, усвоила предопределение в форме фатума, а восточная, хотя и непоследовательно, может быть, под влиянием как раз славянских общин Балкан и Малой Азии, сохранила некоторые черты пелагианства, оставляя возможность выбора (ссылаясь при этом на Иоанна Дамаскина). На Западе в средние века будут процветать астрология, хиромантия; на Руси они так и не получать распространения. Спор о характере «причастия» также связан с разным пониманием божьего провидения и возможности мирян непосредственно обращаться к богу. Этот спор, в частности, приобрел первостепенное значение в движении гуситов в Чехии.

Древнерусская литература отразила разные представления о предопределении. В «Слове о полку Игореве» проявляется русское языческое воззрение. Сюжет заострен на солнечном затмении: «Луцежь бо потяту бытии, неже полонену бытии» (лучше быть убитым, нежели полоненным). Игорю и его дружине ясно, что знамение означает гибель: откупиться от рока нельзя. Но уклониться от боя – значит попасть в плен и оказаться работ.

«Повесть временных лет» же сохранила образцы разных христианских переосмыслений рока. Под 1065 годом, рассказывая о разных чудесных явлениях, летописец поясняет: «Знаменья бо в небеси, или звездах, ли солнци, ли птицами, ли етеромь чим, не на благо бываеют, но знаменья сице на зло бывают, ли проявленье рати, ли гладу, ли смерть проявляють». А под 1102 годом о подобных же явлениях летопись дает совершенно иной взгляд: «И сия видящее знаменья благовернии человеци со вздыханием моляхуся к богу и со слезами, дабы бог обратил знаменья на добро: знаменья бо бывают ова на зло, ова на добро. На придуще лето вложил бог мысль добру в русьскые князи умыслившее дерзнути на половце и поити в землю их, еже и бысть». Первая оценка соответствует представлениям западной церкви, вторая – восточной, точнее, русской. О язычестве в данном случае говорить не приходится, поскольку оба летописца принадлежали к кругу служителей церкви.

Итак, в конце своего доклада, мне хотелось бы отметить несколько моментов, связанных с данной темой. Проблема христианства и язычества заключается в их взаимодействии. Исследователи спорят по ее разным аспектам: когда было принято христианство, где территориально, по какому обряду, когда крестилась Русь и почему? В своей работе я акцентировал внимание на том, откуда на Русь пришло христианство. Это наиболее важный вопрос, возможно, мой оппонент захочет поставить его иначе, но… Как бы то ни было, хочу высказать свое предположение о родине русского христианства.

Большинство исследователей ставит вопрос о родине русского христианства локально. Одни из них считают нужным из всех материалов выбирать информацию, которая покажет, что Русь приняла все из Византии. Другие оспаривают мнение первых и говорят, что христианство пришло из Рима и принималось по католическому образцу. Последние чаще всего «норманисты». Третьи пытаются доказать связь русского христианства с Болгарией, Ирландией и Корсунью. И лишь узкий круг специалистов чувствует странность в изложении процесса и обряда крещения: слишком много элементов в себе сочетает христианство у славян. Тут представлены и десятина, являющаяся неотъемлемой частью католической церкви, и ирландские кресты, и таинства с церемониальными предметами их Византии, Корсуни, Болгарии.

Мне представляется, что Владимир перед тем, как принять христианство в качестве официальной религии, долго сомневался в правильности своего решения. Мне кажется, что он хотел собрать из разных верований то, что было наиболее удобным для него и не нашло бы сильного отторжения у простого народа.

Владимир был хорошим дипломатом, и он все преподносил таким образом, что приезжающие к нему миссионеры были уверены в принятии их религии и обрядов. Великий князь расспрашивал о ритуалах и для себя выделял наиболее понравившиеся моменты, которые затем нашли отражение в славянской вере. Это частично объясняет существование различных версий крещения Руси.

Мифологический рассказ о выборе веры неслучаен. Он показывает отношения с другими странами и их влияние на христианство в Руси.