Слоговая и языковая палитра Бондарева удивительна. Буйство глагольных форм придает повести (как и всей бондаревской прозе) динамизм, внутреннюю напряженность, а богатство оттенков и полутонов плотно сотканной словесной ткани – яркую зрелищность, действующую на зрение, слух и воображение. «Почти не пригибаясь, вынятувшись цепочкой и обходя воронки, шли по деревне двенадцать человек. Многие из них двигались в плотной немоте, не слыша ничего, кроме стрекочущего звона в ушах. Их осталось двенадцать артиллеристов, без орудий, без лошадей, лишь две панорамы – одну разбитую, другую целую – нес в вещмешке совершенно оглохший наводчик Вороной.

Выразительную картину помогают нарисовать глаголы, передающие движение, а также врожденное чувство гармонии и ритма художника.

Бондарев возвращает слову его экспрессивную насыщенность, живописно-образную пластинку. У него светятся каждым листом рыжие осины, небо сияет стеклянно высокой синевой, весь Днепр становится оранжевым, а накаленный закат горит на половину неба… Не припоминаю, чтобы у другого писателя тишина была «оглушительной», темнота «невесомой», трава «аспидно-черной», а снег не только «белый», «синий», «голубой», «пепельный», «фиолетовый», «сиреневый», «розовый», «лиловый», но и «горячий».

У этого художника словесные нити расцвечены всеми цветами радуги. Слова как бы источают звуки, запахи, рассыпаются фейерверком световых бликов, цветовых пятен.

«Пустой, перепутанный паутиной садик был насквозь пронизан золотистым солнцем. В теплом воздухе планировали листья, бесшумно стукаясь о ветви, цепляясь за паутину на яблонях».

«Ночь была на переломе – луна ещё сияла за деревьями, над тихой деревней, а в побелевшем небе звезды сгрудились в высоте и казались светлыми туманными колодцами. Парк сухо скребся оголенными ветвями, шумел предутренним ветром – свежо, влажно потянуло с низин».

Жизнь во всем ее многообразии и противоречивости может быть выражена только посредством богатства красок и оттенков языка, стилевого своеобразия, выражающих глубину чувств и мыслей художника. Это нелегко дается. Работа «над языком ужасная – надо, чтобы все было красиво, коротко, просто и, главное, ясно…» «Язык, которым говорит народ и в котором есть звуки для выражения всего, что только может желать сказать поэт, мне мил… Язык этот, кроме того – и это главное – есть лучший поэтический регулятор. Заходи сказать лишнее, напыщенное, болезненное – язык не позволит… Люблю определенное ясное и красивое, и умеренное, и все это нахожу в народной поэзии и языке, в жизни» (Л. Толстой). Народное бытие, его творчество, подобно драгоценному алмазу, отшлифованному временем и человеческой мудростью, как бы аккумулирует в себе духовное достояние целых поколений. В нем не только выражены чаяния и стремления народа, его эстетические и моральные принципы, но и заключена социальная оценка времени, история развития общественной мысли вообще и человеческой личности в частности.

Художественная литература немыслима без высокой культуры языка, глубоко народного по своей природе, эстетически богатого и прекрасного. Язык писателя – народное достояние. Судьба языка неотделима от судьбы нации. Как тут не вспомнить И. С. Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу». Эти слова выдающегося русского писателя актуально звучат и в наши дни.

Литературный портрет предоставляет автору возможность более рельефно выделить, подчеркнуть в данном герое все своеобразное, неповторимое и вместе с тем характерное, общее, что сообщает ему устойчивые признаки художественного образа. Важная роль принадлежит здесь тщательному отбору деталей. Характерная частность позволяет четко представить как внешний, так и внутренний облик персонажа.

Внешность героя, сквозь которую просвечивает его индивидуальность, особенно отчетливо раскрывается через отношение в нему других персонажей, через развитие сюжета в целом. Характеризуя мастерство Достоевского-портретиста в романе «Идиот», Бондарев подчеркивает, что «наше познание правды возникает тогда, когда князь Мышкин высказывает свое отношение к портрету, осмысливает его».

Между тем портретные характеристики детальны лишь в тех случаях, когда по тем либо иным причинам персонаж ограничен в своих поступках и действиях. При других обстоятельствах внешний облик героя складывается постепенно, давая простор нашему воображению. Например, главное действующее лицо «Батальонов…» Ермаков – весь порыв, действие, движение. Только раз читатель имеет возможность более менее пристально вглядеться в него: «Среднего роста капитан в летней выгоревшей гимнастерке с темными следами и портупеи стоял возле; тень от козырька падала на половину смуглого лица, карие, дерзкие глаза, белые зубы блестели в обрадованной улыбке». Портрет этого прекрасного человека дан в общих чертах, он не детализирован, в нем отсутствуют слова-краски, вызывающие ощущение завершенности, законченности. Но какой светлый образ встает перед нами, каким красивым, мужественным, умным представляется нам Борис Ермаков!

У Бондарева особая манера изображать эпизодические персонажи. Благодаря характерной черточке внешности, портретной характеристике каждый из них обретает качества живого человека. За несколько минут общения с этими персонажами нам открываются какие-то важные моменты их бытия, четко вырисовываются индивидуальные свойства их облика.

Если прибегнуть к сравнению, это напоминает ослепительную вспышку молнии ночной порою, которая на мгновение озаряет все окрестности, увеличивает предметы в объеме и обнажая невидимые при обычном освещении характерные их признаки. Подобные бондаревкие персонажи проживают всю свою жизнь в несколько мгновений.

Литературный портрет в известной мере отражает ещё и внутренний мир самого художника, его представления о мире и человеке. Такова природа искусства, которое отличается от всех других сфер человеческой деятельности. Подчеркивая различие между зеркальным отражением и художественным воспроизведением действительности, Достоевский писал: «В зеркальном отражении не видно, как зеркало смотрит на предмет, или, лучше сказать, видно, что оно никак не смотрит, а отражает пассивно, механически. Истинный художник этого не может: в картине ли, в рассказе ли, в музыкальном ли произведении непременно виден будет он сам; он отразится невольно, даже против своей воли, выскажется со всеми своими взглядами, со своим характером, со степенью своего развития».

Бондаревский литературный портрет вызывает самые яркие ощущения, вырастает в художественный образ, наполненный идейно-психологическим смыслом.

Живописная многокрасочность стиля, ассоциативность художественного мышления Бондарева не могли не сказаться на изображении окружающего мира. Мы можем отложить книгу и продолжать мысленно бродить по местам, писанным в ней, вдыхать свежий воздух, любоваться прощальным блистанием увядающей осенней природы, слышать шорох падающих листьев, шум летнего дождя, ощущать холодный свет луны… Вообще в произведениях Бондарева природа живет своей собственной жизнью и одновременно она связана с миром персонажей, как бы подчеркивая их внутренне состояние, их ощущения в различные периоды бытия.