В творчестве Пильняка наблюдаются изменения, являющиеся данью социальном заказу. И это прежде всего роман '' волга впадает в Каспийское море'', полностью подчинившейся принципам социалистического реализма. В нем есть все, что требовала эпоха ''великого перелома'': величественную стройку, ломающуюся русла рек, ведут творцы будущего – убежденные коммунисты и массы сознательного народа. Им пытается помешать всякое ''отрепье прошлого''. Инженер – вредитель Полторак, братья – краснодеревщики Бездетовы и Яков Скудрин (образ, перешедшие в роман из ''Красного дерева''), действующие по указанию некоего Шервуда, хотят взорвать ''монолит''. Эти происки предупреждаются, конечно, человеком ''в форме войск ГПУ''.

Роман ''Волга впадает в Каспийское море'' – об инженерских – гидротехниках, ломающих русла рек, - написан писателем – инженером, ломающим русло своей повествовательной манеры. Она, по-прежнему, лежит в области истории, но, подчиняясь принципу доступности и массовости литературы, отказывается от иносказательности и излишних метафор. Пильняк пишет просто, очевидно, как ''дважды два – четыре'', как ''Волга впадает в Каспийское море''.

Важно отметить, что поэтика названий пильняковских текстов - тема необычайно интересная. Каждое название – это идея, основные образы произведений. Эта черта формируется еще в ранних рассказах и сохраняется вплоть до середины 30-х годов, когда Пильняк пишет итоговые свои произведения. Так, рассказ, воспевающий силу жизни, называется ''Целая жизнь''; рассказы о памяти, содержащейся в вещах и там же сохраняющейся, называются ''Вещи'', ''Старый дом''. Те произведения, в которых формируются важнейшие философские категории, присутствующие во всех произведениях, часто дают названия целым сборникам: ''Расплеснутое время''. Показательно, что именно в этом сборнике содержится рассказ ''Тысяча лет'', который уже названием определяет те временные мерки, которыми автор измеряет течение российской дореволюционной истории, и определяет ее хронотоп – тяжелый, неторопливый, расплескивающий время на ветер. К концу сборника тональность меняется, время начинает экономиться и в то же время убыстряется.

С точки зрения названия интересна повесть ''Метель'', в которой часто название – символ меняется на ''Мятель'' и сам не знает как правильно. Ветер заметает или мнет, уничтожает. На смену метели – мятели приходит голый год. Также название – символ. Это и голый год в качестве нового, только что родившееся, это новый, еще неизведанный путь. В то же время, это и разруха, нищета, голод, гибель всего старого. Даже в названии присутствует антиномия, столь любимая Пильняком. Следующий роман – ''Машины и волки'' – антиномию вынесет в заглавие, поставя роман и все творчество Пильняка в русло классической литературы.

''Волга впадает в Каспийское море'' – название, казалось бы не заключающее в себе ничего: нет антиномий и символов, все очень просто и ясно, а вместе с тем, для читателя, знакомого с ранним творчеством автора, не трудно представить, какого труда стоило писателю отказаться от собственной манеры письма, приблизиться к рамкам советской литературы. За четырьмя простыми словами можно угадать трагичную судьбу их автора.

В романе меняется не только стиль повествования, автор пересматривает и свою историческую концепцию. Теперь взгляд Пильняка направлен в будущее. Он стремиться показать формирование нового общества и нового мира, противостоящего по всем канонам миру дореволюционному и революционному. Оценочной категорией в этом противопоставлении является христианство. В новом мире ему нет места и оно заменяется, идолопоклонством, тем самым не просто отвергается, а уничтожается. Так, в романе икону заменяет портер Ленина: … электрический свет осветил портрет Ленина и голову женщины, склонившуюся над ребенком'' (6;526).

Проводя тем самым символическую параллель с христианством, Пильняк продолжает линию, намеченную им в ''Красном дереве''. Не отказывается он и от правоты, добытой им в романе ''Машины и волки'': убеждает не бояться разумного вторжения в природу, веря, что машина со своей жизнью и метафизикой не нарушит природного течения, не сломает его. Природу губит бессмысленное, случайное вторжение: ''Под городом Саратовым на Волге, которая тысячи лет тому назад называлась рекой Ра, семьдесят лет тому назад затонула барка с кирпичом, сломала течение за собою и народила целый остров песка против Саратова, десятки километров, раздвоивших Волгу на два рукава'' (6; )

О случайных вторжениях и в ''Машинах и волках'': ''-Россия-марш!

- Россия – влево!

- Россия – рысью!

- Карррьером, Ррррроссия!'' (6;249)

Это предчувствие ''больших скачков'', ''активного вмешательства в жизнь'', перевыполнения планов и ускорений того, что выступит на первый план в ''Волге …''

Роман отмечается по форме от более ранних произведений Б. Пильняка, но авторские традиции в нем присутствуют. В соответствии с требованиями времени они завуалированы понятным, так называемым, социалистическим сюжетом, но время от времени отчетливо проглядывает сквозь него. Так, Пильняк – сохраняет антиномичность своего художественного мира. Появляется новое противопоставление, определившее поэтику всего последующего творчества писателя: старый мир сталкивается с новым.

''Волга …'' явилась попыткой проанализировать, художественно осмыслить переломный момент в истории советской России, проследить ''создание'' Нового Советского Человека, который буде играть активную роль в произведениях Б. Пильняка 30-хз годов.

Главное место в романе занимает новая действительность, символом которой для Пильняка является река. Вода становится символом движущегося бытия, воплощением энергии активности, той новой силой, которая так необходима России для дальнейшего развития.

Образ движущейся воды не раз возникает у Пильняка в ходе повествования: ''Реки, которые движутся тяжестями, именно в этих тяжестях имеют колоссальную свою силу'' (8;321); ''Вода, как природа, не знает прямого течения; воды ломают свои русла, чтобы воздвигать себе препятствия'' (8;170); ''природа не знает прямых движений, и на каждой реке силою падения вод по горизонту уклона должны быть два течения: обойно – верховое, клинообразное, сходящиеся, которое, опускаясь до дна, размывает это дно, сбрасывая на сторону размытые пески и превращаясь во второе течение – расходящиеся – донное ,идущее со дна фарватера к берегам .загрязненное и смятое .потерявшее свою живую силу'' (8;170); ''Инженеры – гидравлики знают силу воды, и они знают, что с этими силами можно бороться, никак не противореча им, но координируя их'' (8;171).

Движущейся воде противопоставлена суша, вернее дороги, олицетворяющие собой старую, исконную, зачерствевшую в своей неподвижности Русь. Застревает в непролазной грязи ''семнадцатого века'', в непролазной жиже, крестьянский дед Назар, вместе с лошадьми и телегой. ''… ноги вылезали из сапог, сапоги засасывались глиной. Старик потерял равновесие и сел в лужу, увязая в глину до локтей'' (8;220).