Вместе с тем Кьеркетор обращал пристальное внимание на неустойчивость человеческого бытия, его обреченность на смерть, фиксируя это в понятии «страх», «сомнение», «трепет». Чрезвычайно сложная и полная противоречий человеческая жизнь не поддается усилиям рассудка понять ее, результатом чего является «бессилие мысли», подлинный «скандал для рассудка». В результате возвышающая идею человека личностная интуиция привела к аналогии страха, для преодоления которого и утешения, полагал С.Кьеркетор, необходимо религиозное общение с Богом.

Взгляды Кьеркетора долгое время существовали как изолированный феномен духовной жизни скандинавских стран. Философским течением экзистенциализм стал только после 1-й мировой войны, потрясшей до основания весь социально-экономический уклад европейского общества и прежде всего его официальную либерально-христианскую идеологию.

При этом немецкий и французский экзистенциализм часто подчеркивают, пессимистические свойства бытия, его абсурдный характер. Тревога, страх, вина, страдание, - неизменно сопутствуют человеку в его жизни. Хайдггер различает страх эмпирический, касающийся каждого существования человека (Furht), и страх онтологический, лежащий в сердцевине его бытия (Andst). Это страх перед смертью в ее подлинном смысле, а также страх из-за неумения найти свой личностный смысл бытия. Проблемы жизни и смерти предстают, как наиболее важные для человека.

«Страх» в экзистенциальном смысле – это ни в коей мере не малодушие, не физический страх, а метафизический ужас – потрясающее человека прозрение.

Экзистенциализм в литературе (от позднелат. Exsistentia – существование) – течение, выявляемое с достаточной отчетливостью лишь во Франции накануне, в годы 2-й мировой войны и сразу после нее; представлено писателями, одновременно выступавшими как философы-экзистенциалисты: Г. Марсель (религ. ветвь), Ж. П .Сартр, С. де Бовуар, А. Камю (атеистич. ветвь). Значительно шире, хронологически и географически, распространены умонастроения экзистенциалист. толка – помимо французской (А. Мальро, Б. Виан, отчасти Ж. Ануй), также в испанской (М. Де Унамуно), амер. (Н. Мейлер, Дж. Болдуин), английской (А. Мердок, У. Голдинг), западногерманской (Э. Носсак, поздний Деблин), японской (Кобо Абэ) и др. литературах. Зачастую, однако, причастность к экзистенциализму отвергается самими писателями, что делает его границы зыбкими, а отнесение к нему тех или иных имен спорным.

Экзистенциалисты стремились достигнуть ясности относительно безнадежной неясности мира. Понятно, что подобная «ясность» оборачивается зашифровкой того, что не понятно, зато пережито самой личностью, в зримых «иероглифах» - мифологемах, сопрягающих предельную осязаемость деталей с фантастичностью целого и либо заимствованных у древних («Мухи» Сартра, «Антигона» Ануя), либо придуманных заново («Чума» Камю, «Повелитель мух» Голдинга, «Женщина в песках» Кобо Абэ).

Произведения писателей близких экзистенциализму обычно представляют собой либо притчи и иносказания, либо образцы «литературных идей», в которых развертывается напряженный спор персонажей, воплощающих принципиально разные духовные и этические позиции, а повествование организованно в соответствии с принципами полифонии.

природа и вещи упоминаются лишь по необходимости, действие происходит без декораций; действующие лица притчи, как правило, не имеют не только внешних черт, но и «характера» в смысле замкнутой комбинации душевных свойств: они предстают перед читателем не как объекты художественного наблюдения, но как субъекты этического выбора.

Не только в притче, но и в других жанрах используемых экзистенциалистами, характер остается психологически неразработанным и почти не наделен приметами индивидуальности, что соответствует общему принципу экзистенциализма. Стилистика прозы и драматургии экзистенциализма не предполагает богатства оттенков и нюансировки деталей, поскольку она нацелена на максимально логичное и ясное воссоздание философского конфликта, которым определяется действие, композиция, отбор и расстановка персонажей.

Согласно воззрениям Элиота, отразившимся в его эссеистике и поэтическом творчестве, причиной вечной трагедийности бытия людей является их собственная человеческая природа. Первородный грех разделил человека и Бога. Возможность приблизиться к Богу заложена в смирении, в осознании человеком своего места в системе мироздания.

Распад европейской культуры Элиот мыслил не только в историческом, но и в синхроническом срезе. Ее жизненность заключена в единстве всех ее составляющих, т.е. национальных культур. Идея распада европейского древа передается Элиотом в «Бесплодной земле» при помощи смешения различных языков. Цитаты на семи языках, которые включаются в английскую речь повествователя, создают ощущение языковой сумятицы, Вавилонского столпотворения, которое достигает кульминации в финале поэмы.

Весь этот комплекс идей представлен в поэме двумя центральными темами. Первая из них традиционно обозначается в элиотоведении как «смерть-в-жизни». Герой «Бесплодной земли» утратил жизненные силы: его бытие лишено смысла. Оно бессознательно, автоматично. Такого рода существование связано не с миром жизни, а с миром смерти. Смерть в контексте поэмы перестает быть освобождающей силой и становится формой экзистенции.

Итак, смерть неразрывно связана с безразличием людей к добру и злу, с неумением отличить добро от зла. Для Элиота жизнь-во-зле есть фиктивное, неподлинное существование. Страсть к злу эфемерна. Она опустошает человека, вытесняет божественное начало в его душе и лишает субъекта индивидуальности.

Смерть-в-жизни и жизнь-в-смерти фиксируют пограничное состояние между смертью и жизнью. Однако за видимым сходством скрывается принципиальное несовпадение двух идей. Тема жизни-в-смерти предполагает сохранение цельности личности, ее жизненности, даже когда она погружена в мир смерти и испытывает воздействие этого мира. Тема смерти-в-жизни в «Бесплодной земле» исключает всякую жизненность и означает, что все жизненные формы стали формами смерти.

Вторую важнейшую тему поэмы исследователи определяют как тему метаморфозы, изменения или возрождения. Метаморфоза, что с очевидностью демонстрирует «Беслодная земля», согласно Элиоту, есть сущность бытия и искусства. В материальном мире все изменяется, происходит непрерывная смена одних форм другими. Здесь нет ничего устойчивого, сущностного. Постоянен только сам процесс метаморфоз. Тема представлена в “Бесплодной земле” многочисленными образами, ситуациями, цитатами реминисценциями и имеет в поэме два плана: реальный и идеальный. Последний ориентирует читателя на “норму”, показывая, каким образом герой способен вновь обрести жизненные силы. Идеальный план темы, как правило, непосредственно связан с контекстом того источника, откуда заимствована цитата или реминисценция, вводящая данную тему. Реальный план представляет собой трансформацию идеального в событийном контексте «Бесплодной земли», демонстрируя читателю то, что происходит с героем на самом деле.