Правительство между тем не прекращало свои бесплодные усилия, (Направленные на ограничение роскоши. После вступления на престол в 1566 году Карл IX, издал постановление, запрещавшее всем его подданным использовать для чего бы то ни было позолоченное железо, свинец и дерево, а также покупать иностранные благовония. Вслед за этим постановлением он издал целый ряд ему подобных, но более строгих указаний (в 1561, 1563, 1565 и 1573 гг.), которые впоследствии были подтверждены и возобновлены Генрихом Ш (в 1576, 1577 и 1583 гг.). Они касались всех сословий, в том числе и духовенства. Ремесленникам и купцам запрещалось изготавливать и продавать запрещенные вещи и материи, ослушавшимся грозила высокая пеня. Постановления не исполнялись, иначе не издавались бы так часто.

В Англии подражание французским традициям (за исключением сума­сбродств, заведенных Генрихом III) продолжалось и после смерти Генриха VIII. По-прежнему сохранялось непомерное представление о величии осо­бы государя. Взаимоотношения придворных дам и кавалеров здесь были гораздо нравственнее, ничто не способствовало развитию отношений, даже отдаленно напоминавших тот явный разврат, который господствовал при французском дворе. Однако щегольство и здесь процветало в такой степени, что об английском дворянстве можно было сказать, как и о французском, что оно носит на себе все свое имущество. При Эдуарде VI (до 1553 г.), когда все были заняты осуществлением реформации, отвлече­ны различными бедствиями, дороговизной, недостатком работы и восстаниями среди сельского населения, а также за время короткого, но кроваво­го царствования Марии (до 1558 г.) роскошь была сравнительно умеренной. Но как только на престол взошла Елизавета и положение дел» изменилось к лучшему, роскошь стала быстро возрастать. Елизавета очень любила внешний блеск. При всем своем уме, она была настолько тщеслав­на, что очень много времени уделяла украшению собственной персоны. Она всегда одевалась роскошно и великолепно. На аудиенции с француз­ским посланником и маршалом фон Бироном на ней было платье, над со­зданием которого трудилось сто человек в течение трех недель. После ее смерти осталось не менее трех тысяч платьев.

Законы против роскоши и уставы об одежде появлялись в Англии го­раздо реже, чем во Франции. В сущности, все они сводились к постановле­нию Генриха VIII, которое оставалось в силе и только дополнялось различ­ными нюансами, касавшимися в основном деталей. При Марии была запре­щена тупоносая обувь и некоторые головные уборы, при Елизавете — тоже некоторые головные уборы, высокие воротники и длинные шпаги. Голов­ным уборам придавалось особое значение из-за того, что они служили от­личительным признаком сословий среди женского пола. Еще больше доро­жили правом оставаться с покрытой головой в присутствии государя. Это право было даровано Марией графу Сассексу. Елизавета была упряма и ме­нее всего расположена терпеть небрежное отношение к ее приказам. Ког­да она заметила, что ее запреты плохо соблюдаются, то завела особых над­смотрщиков, которые должны были обламывать и обрезать шпаги и воротники, превосходившие разрешенную меру.

Покрой одежды и ее отделка оставались без Изменения до середины столетия. С этого време­ни началось подражание испанской моде вместе с заимствованием некоторых особенностей ита­льянского и даже немецкого костюма: рядом с камзолами «а-л'эспаньоль», вошли в употребление камзолы «а-л'аллеман», «а-ля суисс» и «а-ля валлон».

Во Франции мужской костюм очень скоро перестал напоминать испанский, особенно у высших сословий, примеру которых не замедлили последовать и зажиточные люди среднего класса. На портрете Генриха IV, написанном в 1557 г., когда он был еще принцем Наварры и Леона, он представлен в точно таком же костюме (кроме накидки), как и Дон Карлос, инфант Испании, изображенный на своем портрете. Этот довольно свободный старинный покрой чуть позднее, при Филиппе II, был изменен на узкий, почти в обтяжку, который тот­час же был принят во Франции. Генрих II в последние годы своей жизни носил точно такой же костюм, как и Филипп II, но он редко одевался только в черное, обычно сочетая черное с белым, а высокую шляпу заменяя беретом. Франциск II и Карл IX (до 1574 г.) тоже не отступали от этого фасона, господствовавшего при них. Однако это не помешало появиться другим фасонам, которые распространились уже при Карле IX, иногда искажаясь до безобразия.

Все началось с некоторых незначительных элементов. К узкому камзолу, который всегда носили застегнутым доверху, были прибавлены полы. Рукава стали подбивать ватой по всей их длине или только вокруг плеч.

Оплечья снаружи начали обшивать валиком или широкой складкой. Иногда на рукавах делались разрезы, как и на самом камзоле, или нашивались полосы. Стеганые подуш­кообразные короткие штаны носили раз­личной длины, но не длиннее, чем до сере­дины бедра. На них тоже делались разрезы, но гладкие, без буфов. И без того уже слиш­ком заметный гульфик (бракетта) был уве­личен настолько, что раздвигал собой полы камзола. Трико пока еще не вошло в моду. Оно заменялось панталонами в обтяжку в виде длинных чулок выше колена, но не вязаных, а шитых. Тогда же начал входить в моду воронкообразный крепко накрахма­ленный и сплоенный воротничок. Корот­кий плащ иногда делался с высоким стоячим воротником и длинными висячими рукава­ми. Любимым головным убором оставались плоские береты, гораздо реже носили вы­сокую испанскую шляпу с узкими полями. Обувь стала легче и остроносее, на башма­ках все еще делались разрезы с буфами. Прическа не изменялась.

Затем появились камзолы с довольно длинными полами и подбитым ватой передом в области живота, но они скоро исчезли, и уже к 1570 г. полы камзола укоротилась до уровня узенькой обшивки вокруг талии. Рукава стали уже, а валики и складки вокруг плеч увеличились в объеме и нередко делались безобразной величины. Иногда к ним пришивались ви­сячие рукава. Объем верхних коротких штанов тоже увеличился, и уже в конце 60-х годов они получили форму шарообразных или про­долговато-круглых подушек, закрывающих ногу до середины бедра. Гуль­фик (бракетта), напротив, постепенно уменьшился. В 70-х годах поверх панталон в обтяжку стали носить вязаные чулки, доходившие до колен, где они перевязывались лентами. Теперь, кроме панталон во всю длину ноги, носили подбитые ватой верхние панталоны, узкие в обтяжку пан­талоны и чулки, которые обычно были разного цвета. Брыжи и манже­ты стали несколько шире. Короткий плащ, с рукавами или без них, иногда снабжался небольшим капюшоном. Он окончательно вытеснил распашную, подбитую мехом одежду, которая теперь превратилась в узкую накидку с проймами для рук и высоким стоячим воротником. Из головных уборов продолжал преобладать берет. Появились также различные новые формы шляп, в том числе низкая шляпа с округлой тульей и широкими прямыми полями.

С воцарением Генриха III (1574 г.) существовавшие фасоны костюма не могли, конечно, измениться сразу же. Однако женские привычки са­мого короля и его любимцев, неумеренная страсть к нарядам и украше­ниям вскоре нашли подражателей и вне придворных кругов, причем не только в высших, но и в остальных сословиях. Одни протестанты и солид­ные граждане держались в стороне от этого влияния. Тяга короля к нарядам сказывалась на всей его внешности, даже тогда, когда он не был одет (10-женскн, что иногда случалось. На голове он носил небольшой женс­кий ток, украшенный перьями, жемчугом и бриллиантами. Подкрашен­ные волосы были завиты, как у женщин, в ушах сверкали дорогие серь­ги. Все это сочеталось с нарумяненными щеками, небольшими усиками, широкими брыжами на шее, жемчужными нитками на груди, камзолом в обтяжку, вырезанным спереди мысом и туго стянутым в талии, с плотно выстеганными рукавами, заканчивающимися мелко сплоенными ман­жетами и перчатками на руках. Вместо широких верхних коротких шта­нов делался узенький сборчатый валик, под которым находились не очень широкие, суживающиеся книзу, подбитые ватой панталоны по колено, на ногах были чулки и чрезвычайно узкие остроносые башмаки. Допол­нением служили короткий плащ и шпага. Небольшой размер рук и ног, не­жность и белизна кожи подчеркивались искусственными средствами. Ко­роль постоянно использовал духи. Даже одетый менее женственно, он все равно казался разряженным. Герцог Сюлли, войдя к нему од­нажды (1586 г.) в кабинет, увидел его «при шпаге, в коротком плаще и в токе, на шее висела на широкой ленте небольшая корзинка, наполненная ще­нятами. Он был совершенно неподвижным и во время разговора с герцо­гом не шевельнул ни рукой, ни ногой, ни головой».