Очевидно, причины подобного поведения главы финансового ведом­ства объяснялись, с одной стороны, закулисной борьбой в правящих сферах, с другой—желанием казны при посредничестве Международ­ного банка прибрать к рукам важную транспортную магистраль. Ис­ториограф московского купечества и предприниматель П. А. Бурышкин считал, что “мамонтовская Панама” была “одним из эпизодов борьбы казенного и частного железнодорожного хозяйства”. Еще более откро­венно высказался Лопухин: крах Мамонтова прибавил “лишнее темное пятно” к репутации Витте 6а.

Между тем положение Саввы Ивановича не было безнадежным. Согласно балансу личной собственности, составленному им самим, об­щая стоимость движимых и недвижимых имуществ (в числе последних были два дома в Москве, имение во Владимирской губернии, земель­ный участок на Черноморском побережье) составляла 2660 тыс. руб., а претензии кредиторов—2230 тыс. (из них на долю Международного банка приходилось 1400 тыс. рублей)69. Но иски были предъявлены в суд, и 11 сентября 1899 г. С. И. Мамонтов был арестован в своем до­ме на Садовой и помещен в Таганскую тюрьму. Он был доставлен ту­да пешком под конвоем. Одновременно на все его имущество был нало­жен арест.

Рухнула деловая репутация, которую Мамонтовы завоевывали пол­века. Но еще более страшным было то, что деятельный, жизнелюбивый и далеко не молодой человек на несколько месяцев оказался в оди­ночном тюремном заключении. Следователь по особо важным делам, ведший дело Мамонтова, определил залог (763 тыс. руб.), внесение ко­торого могло бы изменить меру пресечения. В первые дни заключения Савва Иванович не терял надежды и 15 сентября обратился к следо­вателю с просьбой—заменить пребывание в тюрьме домашним аре­стом: “Я надеюсь, что близкие мне люди в течение нескольких дней найдут эту сумму . Но пока слово суда не произнесено, а условия пребывания в тюрьме почти верный шаг к могиле, не будет [ли] бес­цельно мое одиночное заключение [?]”. Неделю спустя следователь удостоил его ответом: откровенно игнорируя просьбу человека, ответ­ственность которого еще предстояло установить, он цинично заявлял, что если подследственный желает лечиться, то “может быть переведен в тюремную больницу”70.

Надежды на скорое освобождение не оправдались. Богатые родст­венники (Сапожниковы) и близкий знакомый С. Т. Морозов готовы бы­ли внести требуемый первоначальный залог, но размер его совершенно неожиданно был увеличен до 5 млн. рублей71. Собрать такую астроно­мическую сумму, тем более в короткий срок, было невозможно. Газет­ная шумиха, поток сенсационных бездоказательных “разоблачений” привели к тому, что некоторые знакомые отвернулись от арестованного. Но были люди, не изменившие своего отношения к Савве Ивановичу. Вот что писал ему в тюрьму Станиславский: “Есть множество людей, которые думают о Вас ежедневно, любуются Вашей духовной бодро­стью . Верьте в самые лучшие и искренние чувства к Вам”72. 13 худож­ников—членов “мамонтовского кружка” обратились к Мамонтову со словами утешения, надежды: “Все мы в эти тяжелые дни твоей невзго-ды хотим хоть чем-нибудь выразить тебе наше участие . Молим Бога, чтобы он помог тебе перенести дни скорби и испытаний и возвратиться скорей к новой жизни, к новой деятельности, добра и блага”. Примеча­тельно, что рабочие и служащие Северной дороги собирали деньги для выкупа” предпринимателя73.

Друзья старались помочь. В. А. Серов так описывает разговор с царем в феврале 1900 г., во время работы над его портретом: “Я ре­шил все-таки сказать государю, что мой долг заявить ему, как все мы, художники—Васнецов, Репин, Поленов и т."д.,—сожалеем об участи С[аввы] Ив[ановича] Мамонтова, т. к. он был другом художников и поддерживал [их], как, например, Васнецова, в то время когда над ним хохотали, и т. д. На это государь быстро ответил и с удовольстви­ем, что распоряжение им сделано уже. Итак, Савва Иванович, значит, освобожден до суда от тюрьмы”74. Однако в следственном деле нет ни­каких следов вмешательства царя в судьбу Мамонтова. Более пяти ме­сяцев провел он в одиночной камере, и только после заключения вра-чебной комиссии, что Мамонтов “страдает болезнями легких и сердца”, следователь вынужден был 17 февраля 1900 г. согласиться на замену тюремной камеры домашним арестом75. Поселился Мамонтов под над­зором полиции в своем небольшом доме в Петропавловском переулке на Новой Басманной.

В доме на Садовой—“приюте муз и грации”—властями был учи­нен погром. Несколько раз сюда являлись полицейские и судебные чи­ны, описавшие все имущество и изъявшие переписку и деловые бумаги. Некоторые произведения искусства из коллекции Саввы Ивановича были перечислены выше. Что же еще находилось в этом примечатель­ном здании? Помимо работ Репина, Васнецовых, Врубеля, Антоколь­ского, Коровина, Серова и других, здесь имелось большое количество скулыпупных произведении самого Мамонтова, иконы в окладах, пред­меты декоративио-прнкладного искусства, мебель, дорогие безделушки, коллекция оружия, собрание русских и иностранных монет и т. д.

Судебными чиновниками была описана и библиотека, свидетельст­вующая, что у хозяина особняка были разнообразные интересы. Сочи­нения Гете, Шекспира, Шиллера, Фета, Грибоедова, Сухово-Кобылнна и других соседствовали с многочисленными альбомами художествен­ных репродукций, журналами “Мир искусства”, трудами историка С. М. Соловьева, описаниями Русского Севера, Монголии, Китая, спра­вочными и специальными изданиями, среди которых “Назначение, уст­ройство и очерк деятельности Государственного банка”, “Свод законов Российской империи” и т. д.

Однако в доме на Садовой оказались теперь не любители изящно­го и не потенциальные биографы хозяина, а люди, для которых он был лишь подследственным, а все предметы — “имуществом”, которое надо описать и оценить. Каков же был итог? Наиболее высоко были оцене­ны картины Васнецова “Ковер-самолет”, “Витязь на распутье” и скульптура Антокольского “Христос перед Пилатом”—по 10 тыс. руб­лей. В то же время стоимость картины Коровина “Испанки” была определена в 25 руб., его же “Корабли”—в 50; портреты итальян­ских певцов Мазнни и Таманьо работы Серова—в 300 и 200; один, как сказано в описании, “этюд Врубеля (без рамы)”—в 25; картина Перова “Мальчик” — в 25 руб., и т. д.76.

Дом на Садовой с книгами, картинами, скульптурами, мебелью и другим имуществом простоял опечатанным более двух с половиной лет. Весной 1902 г. начались распродажи. Собрание С. .И. Мамонтова разошлось по музеям, досталось частным коллекционерам, а некоторые вещи — случайным людям.

Особый интерес судебные чиновники проявили к деловым докумен­там и переписке Мамонтова. Они были изъяты и скрупулезно науче­ны. В них искали документального подтверждения “махинаций”, но убедительных данных об этом не нашли. Удалось обнаружить несколь­ко писем директора Департамента железнодорожных дел В. В. Макси­мова, в одном из которых он выражал Савве Ивановичу благодарность, за присланную семгу. Эта деталь стала темой особого разбирательства. Очевидно, главу юридического ведомства,Муравьева действительно ин­тересовали сведения, которые можно было использовать против минн-стра финансов.