Во-вторых, российская конституция содержала такую тяжелую юридическую и административную проблему, как “совместное ведение”, порождавшее трудности при решении многих практических проблем в регионах. Чтобы компенсировать этот дефект была введена практика подписания между властями центра и субъекта федерации отдельных двусторонних соглашений о разграничении предметов ведения и полномочий между Федерацией и ее субъектами. Не удивительно, что первый такой договор был подписан с Татарстаном (февраль 1994 года). Однако заключение договоров оставляло открытым вопрос механизмов осуществления совместных предметов ведения и полномочий. Полностью отсутствовали меры взаимной ответственности.

В-третьих, конституция заморозила проблему сложносоставных субъектов федерации. Например, в состав Тюменской области входят обладающие всеми правами субъектов федерации Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа; в состав Пермской области входит Коми-Пермяцкий автономный округ и т.п. Общим счетом семь субъектов федерации включают в свой состав девять других субъектов федерации. Это беспрецедентное, нелепое обстоятельство приводит к разным негативным последствиям.

Конституция наследовала многие черты централизованного государства. В частности, сохранились централизованные судебная система и правоохранительные органы. Однако и здесь не обошлось без противоречивого компромисса: руководители региональных отделений федеральных структур власти назначались с согласия руководства регионов. Вместе с постоянной нехваткой средств федерального бюджета на содержание региональных отделений указанное выше обстоятельство ставило эти отделения в зависимость от региональных властей. В результате федеральные полномочия плавно перетекали в региональные, размывалась грань между полномочиями разных уровней власти, а значит и сам фундамент федерации.

РФ стала преемницей СССР, не только унаследовав место Советского Союза в Совете Безопасности ООН, его долги, собственность, находившуюся на территории РСФСР и за рубежом, частично – территорию, но и в значительной степени воспроизведя форму организации советского государства. Нынешний российский федерализм, несомненно, больше напоминает не федерализм внутри РСФСР, входившей в состав СССР, а способ организации Советского «союзного» государства, то есть СССР.

СССР, РСФСР, союзное государство, советская федерация, наличие в структуре государства союзных и автономных республик – все это не плод ошибочных взглядов тех или иных большевистский/советских лидеров и гипертрофии идеологического фактора в менталитете пришедшей к власти в 1917г. большевистской партии в целом, не результат пагубного воздействия теории права наций на самоопределение и т.п., а скорее следствие исторической ситуации 1917г. и последующего периода Гражданской войны. «Союзность» СССР и федерализм РСФСР были в значительной степени вынужденными и представляли собой своего рода бомбу замедленного действия, заложенную под фундамент государства, унаследовавшего территорию и население бывшей Российской империи.

Российское федеративное государство по способу организации пространства власти представляет собой своего рода кальку СССР.[18] Однако при этом происходит наложение «советского» способа организации пространства власти и государства на совершенно иную географическую, этническую, политическую карту. Ибо никаких причин, никаких исторических оснований для существования федеративного устройства в РСФСР/России нет.

Сегодня президентская власть пытается осуществить централизацию, корни и оправдание которой – в генетике российского пространства власти. В этом смысле создание семи федеральных округов, выведенных непосредственно на Москву, и связанные с этим эрозия прав субъектов федерации и неизбежная девальвация их значения – оправданы. Но само по себе создание федеральных округов отражает лишь интерес власти, но не интерес государства и тем более не интерес общества.

Вводя различение интересов власти и интересов государства в контекст анализа так называемой федеральной реформы, предполагающей создание федеральных округов, видоизменения Совета Федерации и т.д. – мы вынуждены констатировать, что в нынешнем виде и в нынешней форме этот процесс представляет собой реализацию в основном интересов власти. Для того чтобы проект стал фактором укрепления не только власти, но и государственности, необходимо проведение ряда акций, не входящих прямо в круг мер, которые призваны обеспечить выживание и укрепление одной власти, а, напротив, балансирующих ее интересы и интересы общества, создающих противовесы потенциальной властной гипертрофии. Таких – самых основных – противовесов, отчасти балансирующих минусы неизбежной в России централизации, два: 1) развитие и укрепление местного самоуправления и 2) сохранение свободы слова, независимых СМИ, как в центре, так и в регионах. Только власть, сама себе создающая противовесы и сама принимающая профилактические меры против своего гипертрофированного разрастания, действительно может стать выразителем интересов и государства и общества.[19]

Оценивая состояние федеративных отношений на современном этапе можно отметить следующее:

во-первых, пиковая точка разрыхления целостности государства пройдена еще а 1998г., точнее в тот момент, когда правительство Е. Примакова и региональные руководители после августовского кризиса доказали готовность и способность удержать ситуацию под контролем и не допустить эскалации сепаратистских настроений. Именно тогда заговорили о восстановлении вертикали власти, о необходимости создания механизма федерального вмешательства. И заговорили об этом первыми Е. Примаков и Е. Строев. Вскоре были приняты два важнейших закона – о порядке разграничения полномочий Федерации и ее субъектов и об общих принципах организации органов власти субъектов Федерации. Положения этих законов, хотя и недостаточно последовательно, но все же сделали существенный шаг к тому, чтобы положить конец договорной вакханалии и законодательному своеволию субъектов Федерации. Для предотвращения эскалации сепаратистских настроений в некоторых территориях сыграл свою роль и жестокий опыт первой чеченской войны – войны позорной, но тем не менее показавшей миру готовность России платить и требовать страшную цену за охранение своей целостности;

во-вторых, в 1993-99 гг. федеративное строительство принесло и крупнейшие достижения: создание в регионах демократических институтов, их проверка и закрепление двумя турами выборов; овладение регионами искусством и механизмами управления экономическим и социальными процессами; адаптация регионов к требованиям рыночной экономики – отсюда, кстати, и высокие цифры роста региональных экономик в 2000 г. Не будь всего этого, неизвестно, что стало бы с Россией в тот период, когда федеральный Центр был практически недееспособен, а легитимация главы государства и гаранта Конституции была равна нулю. Наконец, в тот же период в процесс федерализации в массовом порядке включились «русские» регионы, что обеспечило относительную «деэтнизацию» федеративного процесса и, следовательно, уменьшило аффективную и увеличило рациональную составляющую в нем (этнизм, как известно, всегда и неразрывно связан с аффектом, с опасностью превращения нормального для политики конфликта интересов в губительный конфликт ценностей).