Очевидно, что английская линия на сдерживание пружины европейской интеграции в области безопасности и обороны вряд ли могла быть подвергнута серьезной критике со стороны сторонников более решительных действий — в связи с событиями вокруг Югославии. Военная акция НАТО, взявшей на себя основную роль в противодействии Запада косовскому кризису, серьезно подорвала готовность и способность стран ЕС/ЗЕС активизировать свое участие в обеспечении европейской безопасности на основе перераспределения ответственности с США и НАТО. «Фактор Косово» создал тем самым серьезное препятствие для развития наметившейся «новой европейской динамики». Вместе с тем в долгосрочном плане он, напротив, создал дополнительные стимулы для формирования в ЕС/ЗЕС собственных действенных механизмов и инструментов осуществления согласованной европейской политики безопасности, включая антикризисные действия на основе собственного, относительно автономного потенциала.

Постепенная интеграция ЗЕС в ЕС, какими бы темпами она не осуществлялась, воспринимается на Западе уже не в качестве отдаленного и довольно неопределенного политического ориентира, а как задача практической политики[30]. Реальность ее решения подтверждается не только сложившимся в Европейском Союзе консенсусом, но и фактическим признанием Соединенными Штатами необратимости развития европейских институтов в этом направлении. Прежде США, как подтвердил американский посол в НАТО А. Вершбоу, рассматривали дебаты о европейской идентичности в сфере безопасности и обороны, не опирающейся на реальный потенциал и обязательства, как «простое упражнение на бумаге». Новые английские инициативы направлены, по мнению Вершбоу, как раз на развитие такого потенциала, и это требует от США «изучения путей переноса отношений НАТО-ЗЕС в вероятные рамки НАТО-ЕС»[31].

Вместе с тем, в результате постепенного практического сближения и слияния двух институциональных направлений европейской интеграции в области внешней политики, безопасности и обороны, ее содержание может быть совершенно различным. С одной стороны, такое развитие действительно может привести к наделению ЕС сильной самостоятельной ролью в системе безопасности, подкрепленной военно-политическим и оперативным потенциалом ЗЕС. Это, в свою очередь, предполагает соответствующую трансформацию в будущем НАТО в Евро-Атлантический союз, где нынешнее безусловное американское лидерство будет сбалансировано европейским ядром — проводником ОВПБ и ООП. С другой стороны, в случае недостаточной политической воли европейских государств к тому, чтобы взять на себя подобную роль, потенциал ЗЕС, в случае его включения в ЕС, может быть в большой мере утерян в силу недостаточной эффективности общего политического руководства и, в частности, ОВПБ. Тогда результатом усиливающихся тенденций европейской интеграции в области «второй опоры», как это не парадоксально, станет утверждение натоцентристской модели организации западной системы безопасности[32].

2.3. «Европа безопасности и обороны»: интересы России

Отношения с ЕС можно, пожалуй, признать одним из самых успешных направлений российской внешней политики, они стабильны, динамичны и в целом предсказуемы. ЕС по-прежнему лидирует в списке партнеров России, аккумулируя треть ее внешней торговли — в четыре раза больше, чем США[33]. Евросоюз оказывает существенное содействие рыночным реформам в странах СНГ в рамках собственных и международных программ, прежде всего через ТАСИС.

На этом солидном фундаменте успешно развивается и политический диалог партнеров. Их взаимодействие строится в едином концептуальном русле — на основе Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС), вступившего в силу 1 декабря 1997 г.

ЕС считает поддержку демократических преобразований в России одной из своих важнейших стратегических целей. Эта стратегия, по мнению европейцев, должна быть направлена, в частности, на то, чтобы Россия играла полновесную роль в формировании будущей Европы. Россия, со своей стороны, рассматривает углубление политической и экономической интеграции ЕС как потенциально благоприятный фактор для укрепления стабильности в Европе и не имеет принципиальных возражений против приема в ЕС новых членов, в отличие от расширения НАТО, к которому отношение России остается диаметрально противоположным даже после подписания ими Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности. Этот процесс не вписывается, по крайней мере, в его нынешних формах, в ту стратегическую картину будущей Европы, в создании которой Россия хотела бы сотрудничать и с ЕС. Если расширение ЕС и представляет проблему для России, то в том же контексте, что и для самого ЕС и стран-кандидатов — с точки зрения необходимости минимизировать возможные ущербы этого многомерного процесса главным образом для развития торгово-экономических отношений.

Однако Россия, в отличие от Запада, предпочитающего говорить о едином процессе расширения западных институтов, фактически противопоставляет их. Это таит в себе определенную опасность для развития российско-европейских отношений. Ставка европейцев на НАТО в отношениях с Россией в сфере безопасности ослабляет это важнейшее направление ее взаимодействия с Западной Европой. Фактически единственной европейской организацией, не установившей постоянных формальных рамок диалога и сотрудничества с Россией, остается «оборонная рука» ЕС — Западноевропейский союз. Основным препятствием к этому, по мнению европейцев, являются взаимно накладывающиеся неопределенности — будущего европейской интеграции в оборонной сфере и, в частности, институциональных перспектив ЗЕС, с одной стороны, и перспектив развития России — с другой. При этом фактор российской неопределенности, несомненно, имеет для ЕС/ЗЕС решающее значение.

Вместе с тем, несмотря на эти препятствия, объективно развитие отношений России с ЕС/ЗЕС представляет собой неотъемлемый элемент формирования новой системы европейской безопасности, где обе стороны играют важную роль и обладают большим политическим и практическим потенциалом. Отставание уровня этих отношений от других направлений взаимодействия России с европейскими институтами не только сужало бы канал ее взаимодействия с Западом и спектр возможностей ее европейской политики, но и противоречило бы в целом концепции создания взаимосвязанной структуры безопасности в Европе. Задача преодоления такого отставания стала особенно очевидной в ситуации, когда Россия активизировала диалог и сотрудничество с ЕС и НАТО (хотя отношения с НАТО были серьезно подорваны, а прямые контакты заморожены в результате проведения ею военной операции в Югославии), которые образуют с ЗЕС естественный институциональный треугольник.

Российский стратегический курс ­­на развитие связей с ЕС делает логичным распространение этой политики и на ЗЕС, являющийся составной частью Евросоюза. Аналогично, заложенная в Основополагающий акт Россия — НАТО идея перехода их двусторонних отношений на качественно новый уровень предполагает, очевидно, «подтягивание» к этому уровню и связей России с ЗЕС. В условиях, когда возможности взаимодействия России с Западом по линии НАТО и российско-американские отношения были существенно подорваны в связи с ситуацией вокруг Косово, необходимость развития российско-европейских отношений в сфере безопасности еще более возросла. Расширяющиеся связи России с Европой могут стать и для нее, и для Запада тем каналом, который позволяет компенсировать сужение других каналов диалога и взаимодействия.