В этих условиях ЗЕС, считающийся соединительным звеном между НАТО и ЕС, по-прежнему играет скорее роль двойного агента. Став частью развития Европейского Союза, но не входя в него, он не обладает достаточным военным потенциалом и политическим весом, чтобы выйти из тени НАТО, и вынужден ориентироваться на нее. Не удивительно, что взаимодействие между НАТО и ЗЕС, как подтвердил председатель Ассамблеи Союза Л.М. де Пюиг, развивалось много лучше, чем с ЕС, который «проявляет невысокий интерес или волю к сотрудничеству с 3ЕС»[25]. Если говорить о претензиях ЗЕС быть «оборонной рукой» ЕС, то при отсутствии между ними органичной связи он больше напоминает протез, на который ЕС при всем желании не может рассчитывать как на полноценный инструмент проведения своей политики. Отсутствие же такой связи — закономерный результат оппозиции европейских «атлантистов», без преодоления которой критика в адрес ЕС за его нежелание использовать возросшие возможности ЗЕС звучит, по меньшей мере, неконструктивно.

Поэтому ключевым вопросом, от решения которого зависят практические перспективы формирования совместной оборонной политики и совместной обороны, а следовательно, и наполнение реальным содержанием «европейской идентичности в сфере безопасности и обороны», остается изменение институционального лица ЗЕС. Вполне очевидно, что соответствующие постамстердамские перспективы расценивались на Западе как не слишком высокие в условиях, когда с подписанием договора о ЕС, как подтвердил тогда генеральный секретарь ЗЕС Ж. Кутилейру, «положен конец, по крайней мере на несколько лет, дебатам об институциональном будущем ЗЕС»[26].

В результате в сфере внешней политики, политики безопасности и обороны и после Амстердама европейские государства вынуждены придерживаться тактики продвижения по мере открывающихся возможностей. «Евроцентристам» в этой ситуации оставалось продолжать долгую позиционную борьбу со своими партнерами-оппонентами, если не предположить «невозможное», — что те оставят свои позиции. Однако европейская история в очередной раз подтвердила, что политика зачастую становится искусством достижения невозможного.

2.2. «Новая динамика»

Накануне саммита ЕС в Портшахе в октябре 1998 г. английский премьер-министр Т. Блэр заявил, что Великобритания меняет свой курс, выступая теперь за формирование оборонной составляющей в ЕС. На саммите он признал, что не исключает перспективу интеграции ЗЕС в ЕС. Уже через 10 дней последовала встреча Т. Блэра с Ж. Шираком, где они приняли совместную англо-французскую декларацию о европейской обороне. Ее суть — необходимость принятия Евросоветом решений о включении общей оборонной политики о рамки ОВПБ, наделение ЕС способностью самостоятельных действий в указанной области, включая межнациональные механизмы принятия решений об использовании вооруженных сил ЗЕС/ЕС в кризисных ситуациях, укрепление этих сил в соответствии с новыми рисками и на основе развития адекватной европейской военной промышленности и технологий. Экстраординарность этих событий иллюстрируется и дополняется рядом последовавших европейских встреч, объединенных словом «впервые». С целью обсуждения военных аспектов проблемы впервые была проведена сессия министров обороны ЕС, состоялась первая встреча председателя Совета ЕС с генеральным секретарем НАТО, проведен первый совместный Парламентский форум ЕС/ЗЕС.

Изменение позиции Великобритании значительно. Ведь сравнительно недавно Р. Кук, министр иностранных дел пришедшего к власти лейбористского правительства, говорил о ЕС: «Я не вижу Союз в качестве организации по безопасности»[27]. Он заявлял и о том, что его правительство не хотело бы, чтобы ЗЕС был военной рукой ЕС, поскольку это могло бы подорвать роль НАТО. По его словам, Великобритания стремится к сотрудничеству между ЕС и ЗЕС, но не к слиянию. Но уже в Амстердаме Великобритания несколько смягчила прежний курс, согласившись с включением «петерсбергских задач» в Договор о ЕС. В тот же период, на парижском Совете ЗЕС в мае 1997 г., Р. Кук, в дуэте с министром обороны Дж. Робертсоном, произносил те слова, которые являются, очевидно, ключевыми для понимания нынешних перемен: «мы приехали в Париж, чтобы положить конец изоляции Британии в Европе»[28]. Действительно, Великобритания из лидеров «атлантической» оппозиции практически превратилась в ее единственного последовательного представителя. Особые отношения с США уже не являются надежной гарантией весомости ее голоса в Европе. Усиление федералистских тенденций в ЕС, введение евро поставили Великобританию перед перспективой, при недостаточной инициативности и конструктивности ее курса, оказаться в роли политического аутсайдера европейского интеграционного процесса. В этих условиях попытка отстаивания своей «оппозиционной» линии вообще грозила тем, что пелотон ЕС уйдет в отрыв, оставив ее далеко позади. Так что резкую смену английской политической линии вряд ли можно считать внезапной. И это говорит в пользу того, что инициированная Великобританией «новая динамика» ЕС в сфере безопасности и обороны выходит за рамки тактических изменений, становясь долгосрочной тенденцией с далеко идущими практическими последствиями.

А практические результаты могут проявиться, очевидно, уже в ближайшей перспективе. Германия, первое из государств ЕС/ЗЕС, совмещавшее в первом полугодии 1999 г. председательство в обоих союзах, стала активным политическим спонсором в деле наполнения реальным содержанием «новой европейской динамики», стремясь обеспечить концептуальный прогресс в развитии европейской идентичности в сфере безопасности и обороны. Было запланировано документально закрепить достигнутые результаты в форме соглашения между ЕС и ЗЕС о выполнении Протокола об углубленном сотрудничестве между ними. Таким образом, уже в период немецкого председательства, после того как завершена ратификация Амстердамского договора, европейцы были готовы найти согласованное решение о практическом наделении Европейского Союза собственной компетенцией в области обороны путем последовательной интеграции ЗЕС. Из европейского архива вновь извлечен «Проект шести» о трехфазной интеграции ЗЕС в ЕС, отвергнутый на Межправительственной конференции по Амстердамскому договору. По мнению немецкого министра иностранных дел Й. Фишера, этот весьма конкретный и прагматичный документ может быть положен в основу институциональной стратегии ЕС/ЗЕС.

Однако мотивы изменения курса Великобритания связаны, в основном, со стремлением усилить свой политический голос в европейском концерте и, в частности, перехватить у «европеистов» инициативу в определении европейской политики в области ОВПБ. Поскольку это в значительной мере ей удалось, ее реальная заинтересованность в быстром ускорении ЕС на этом направлении интеграции скорее всего не будет высокой. Напротив, завоеванные Великобританией позиции позволяют ей продолжать традиционную линию на сдерживание евроцентристских тенденций в ЕС. При этом декларированная готовность обеспечить «новую динамику» ОВПБ, а также поддержание возросшего веса Великобритании в этой области, требуют от нее определенных практических шагов. Тем более что Великобритания будет испытывать сильное давление в этом направлении со стороны других стран ЕС, прежде всего — Франции и Германии. Таким образом, английская политика будет, вероятно, основываться на соблюдении баланса между «ускорением» и «сдерживанием», на прагматичном дозировании прогресса в сфере «второй опоры». Это подтверждается и недавними выступлениями Т. Блэра, содержащими уточнения английской позиции, отличающейся отмеченной двойственностью. С одной стороны, Великобритания подтверждает, что она исходит из того, что ЕС «должен быть способен взять на себя ряд задач в области безопасности». С другой стороны, она исходит из того, что дублирование военных структур НАТО неприемлемо и что английское руководство отвергает стремление к «быстрому слиянию» ЕС и ЗЕС, выраженное, в частности, немецкими партнерами[29].