Вторая составляющая политической культуры — это реальная практика политической жизни конкретного общества, во всем многообразии и противоречивости которой всегда можно обнаружить характерные черты, выделяющие именно это общество, государство в ряду других, и позволяющие говорить о специфике, например, российской политической жизни по сравнению с французской (т. е. о национальной специфике), о специфике политической культуры в России во второй половине XIX века и т. д. и т. п.

Коротко говоря, всякое общество обладает политической культурой, виды которой представлены реальной политической культурой и идеальными моделями политической культуры. Их совокупность и составляет тот феномен, который можно обозначить, например, как "политическая культура России".

Это достаточно условное разделение на "идеальное" и "реальное" (условное потому, что в реальной практике огромную роль играют "идеальные модели", в свою очередь базирующиеся на культурных архетипах и новых образах мира, созданных наукой, идеологией) в практическом анализе конкретной политической культуры должно подкрепляться рассмотрением типов политической культуры. Методологическое значение имеют и различия в подходах к классификации политической культуры, рассматриваемой в ее самодостаточности — как самостоятельной сферы политического пространства.

Обычно отечественные исследователи, пишущие о типологии (классификации) политической культуры, идут тремя путями: используют ту или иную конкретную типологию, разработанную западными учеными (здесь вне конкуренции — Алмонд и Верба)(31); традиционным для советского обществознания путем привязки типов культуры к формационному развитию и классовым интересам буржуазии, пролетариата, крестьянства; и, приобретающим все больше приверженцев, путем культурно-цивилизационной типологии(32).

С точки зрения Алмонда и Вербы, в истории человечества различаются три наиболее общих "идеальных" типа ориентаций, моделей отношения больших масс людей к политической системе: "парохиальный", "подданический", "партисипаторный", различные комбинации которых представляют ту или иную конкретную политическую культуру(33). Первый тип характеризуется полным отсутствием у населения знаний о политике и политической системе, полным отрывом от нее. "В таких обществах нет специализированных политических ролей: власть вождей и шаманов представляет собой нерасчлененность политико-экономико-религиозной роли. У членов этих обществ политические ориентации не отделены от иных ориентаций (экономических, религиозных). Парохиальная ориентация есть отсутствие каких-либо ожиданий, связанных с политической системой. Последняя никак не соотносится с жизнью парохиала"(34).

Второй тип — подданнический. Ему свойственно "пассивное политическое поведение", исключительная ориентация на господствующие ценности при очень слабом их осмыслении; высокий уровень ориентаций относительно output-аспектов политической системы при полном отсутствии ориентаций относительно input-аспектов системы и самого себя как активного участника политического процесса. Подданный хорошо понимает государственную власть и умеет эффективно (для системы) подчиняться ей. Во всем остальном он пассивен и систему в целом идентифицирует с ее output-измерением(35).

Третий тип — "партисипаторный", квалифицируемый еще и как "рационально-активистский". "Члены общества ориентируются на систему в целом, как на ее политические, так и административные структуры, и процессы в ней протекающие. Иными словами, это одновременно ориентация на „активистскую роль самого себя"; и это последнее не зависит от позитивного или негативного отношения к системе и ее ролям"(36). Индивиды активно участвуют в политической жизни, пытаются воздействовать на процессы принятия решений, умело артикулируют собственные притязания. При этом выполняют и с уважением относятся к уже принятым решениям.

В данном случае речь идет об умозрительных, абстрактных "идеальных моделях" политической культуры, в чистом виде и в полном объеме не реализованных нигде и никогда. В каждой конкретной стране общая (господствующая) политическая культура складывается из различного сочетания элементов подобных моделей. Более того, политическая культура, — потому что поведение и "парохиала", и "подданного", и "гражданина" подвержено влиянию огромного числа факторов (помимо собственно политического, географического, национального, религиозного, профессионального, например), с одной стороны, с другой, определяется кроме рациональных, иррациональными моментами, свойственными психике человека (предрассудками, предубеждениями, мифами и т. д.), — вряд ли в реальности имеет гомогенный характер. К тому же, как показали Алмонд и Верба, политическое поведение конкретного индивида также нельзя свести к чему-то одному — только к "участию" или только к "подчинению", в зависимости от ситуации он может вести себя различно, в большинстве случаев обнаруживая причудливую смесь ориентаций, характерных для разных моделей. Будучи "генератором" политических идей и решений в одной области, сфере деятельности, в других он прекрасно вживается в роль, например, "парохиала".

По большому счету, иерархичность общества, неординарность политических структур, наконец, национальные особенности системы социализации (семьи, воспитания, образования, и т. д.) предопределяют не только стиль мышления и поведения конкретного человека, но и дробят политическую культуру общества на фрагменты и субкультуры.

В первом случае, фрагментированная политическая культура, или же, по определению В. Розенбаума, — "культура, в рамках которой у населения отсутствует прочное согласие относительно путей развития общества"(37), присуща большинству стран, отягощенных "излишним социальным плюрализмом", т. е. избыточным количеством общественных групп и, соответственно, повышенной конфликтностью; проблемами, связанными с "формированием нации", с достижением стабильного и устойчивого развития. В таких обществах: а) парохиальная политическая лояльность преобладает над национальной; б) легитимные и действенные процедуры по урегулированию конфликтов отсутствуют; в) социальные группы по отношению друг к другу испытывают острое недоверие (в связи с чем, видимо, затруднена национальная идентификация, формирование самосознания "мы", в отличие от "других", живущих за границами страны); г) правительства нестабильны и недолговременны.

Во втором случае, наличие частных культур, или "субкультур", обусловлено практически теми же причинами, что и "фрагментарной политической культуры", однако, будучи связаны между собой и иногда даже совпадая, два этих явления ("фрагменты" и "субкультуры") все же не одно и то же. Различаются они, во-первых, по степени интегрированности в общую политическую культуру (отличия субкультур не носят принципиального характера), во-вторых, по степени общности (субкультура значительно шире по объему и может включать ряд "фрагментов").