Перспектива долгосрочного американского военного присутствия в Центральной Азии вызывает неоднозначную реакцию в России. Президент В.В. Путин не видит в нынешней ситуации никакой проблемы, отмечая, что Россия относится к США как партнеру и, в будущем, даже возможному союзнику. «Если бы мы видели в США врага, то мы действовали бы иначе», – заявил В.В. Путин в интервью Wall Street Journal 11 февраля 2002 г. Некоторые российские деятели, например заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам С.Н. Шишкарев, полагают, что до тех пор, пока стабилизация обстановки в Афганистане не приобрела устойчивый и необратимый характер, а перспективы реставрации движения «Талибан» и второго дыхания у «Аль-Каиды» выглядит вполне реальной, сохранение американского военного присутствия и международных миротворческих сил в Афганистане необходимо, и оно гораздо выгоднее для нас, чем наличие там экстремистских агрессивных исламистских сил.

Присутствуя в Афганистане и сопредельных странах, США «берут на себя всю полноту политической ответственности за сохранение в регионе стабильных и предсказуемых режимов, за политическое разрешение противоречий между ядерными странами – Индией и Пакистаном, за ликвидацию угрозы агрессивного исламского радикализма и прекращение экспорта в Россию бандитизма и наркотиков. А это вполне отвечает нашим интересам»[250].

Другие российские деятели прямо заявляют о неприемлемости для России наличия постоянных западных баз в Центральной Азии. Впрочем, и в этих заявлениях встречается некоторая двусмысленность. Так, глава Федеральной пограничной службы РФ К.В. Тоцкий, допуская разворачивание иностранных баз только на период проведения антитеррористической операции коалиционных сил в Афганистане, сам же признает, что эта операция «продлится долго, так как основная масса террористов сохранилась. Сохранены также оружие и боеприпасы»[251]. Противоположны точки зрения МИД и Министерства обороны – традиционных оппонентов в вопросах формирования политики России на постсоветском пространстве. В то время как Минобороны выступает категорически против американского присутствия, МИД, в свою очередь, продолжает призывать к поддержке США в борьбе с терроризмом.

При том что последствия американского присутствия в регионе во многом будут зависеть от характера российско-американских отношений, нельзя не признать, что в любом случае это присутствие в долгосрочном плане может стать источником вызовов и угроз российским интересам.

Прямая военная угроза выглядит минимальной: базы в Центральной Азии отнюдь не самый удобный плацдарм для нанесения ударов по России, и, кроме того, количественные и качественные масштабы западного присутствия достаточно ограниченны. Однако наличие американских баз все же создает несколько конкретных концептуальных и практических проблем военно-стратегического и военно-экономического характера[252].

Во-первых, это проблема мобилизационного развертывания, которое лежит в основе российской концепции отражения внешней агрессии. Такое развертывание становится проблематичным, если потенциальный противник вплотную приближается к районам развертывания резервов, к которым в России относятся «тыловые» районы Поволжья, Урала и Сибири.

Во-вторых, это проблема ядерных гарантий. Россия предоставляет такие гарантии своим партнерам по ДКБ. Однако поскольку применение ядерного оружия возможно не только по территории стран-агрессоров, но и по их зарубежным воинским контингентам, то размещение американских сил в странах Центральной Азии создает абсурдную ситуацию: для защиты своих союзников в случае ядерного конфликта Россия должна будет нанести ядерный удар по их же собственной территории.

В-третьих, это проблема секретности стратегических военных объектов России, расположенных на территории Центральной Азии. Хотя стремительное развитие современных технических средств разведки уже и значительной степени рассекретило многие из них, размещение военных баз в регионе позволит США еще более эффективно вести там разведывательную и контрразведывательную деятельность.

В-четвертых, это проблема экспорта вооружений. Появление американских баз и расширение военного взаимодействия с США неизбежно обернутся хотя бы частичной технической переориентацией стран региона, что вызовет сокращение потребности в поставках российского оружия. Эта тенденция уже начала проявляться: по словам министра обороны Казахстана, для начатого в стране перевооружения системы ПВО «необязательно будет закупать военную технику России», поскольку Астана сейчас пристально изучает предложения США, Великобритании и Франции»[253]. Впрочем, российские военные не теряют надежды, что им все же удастся сохранить выход на центрально-азиатский рынок вооружений по «афганской схеме» (страна покупает российское оружие на американские деньги).

Заключение

Таким образом, в результате проделанной работы можно сделать вывод, что военное присутствие США на южном фланге СНГ становится, по крайней мере, в среднесрочной перспективе, постоянно действующим фактором геополитического расклада сил в регионе.

Осознание этого факта вызвало серьезную внутриполитическую дискуссию в России. Главным аргументом в пользу наличия вооруженных сил США на юге СНГ называлось то обстоятельство, что американцы примут на себя первый удар в случае активизации исламистов в центрально-азиатских ННГ и тем самым фактически выступят в защиту российских национальных интересов. Главным же контраргументом было то, что США вряд ли захотят вмешиваться во внутренние конфликты в ННГ, ставить под угрозу жизнь своих военнослужащих и давать всеобъемлющие военные гарантии безопасности для правящих режимов в странах региона.

Сохраняющаяся асимметричность интересов безопасности России и США в Центральной Азии позволяет предположить, что в случае, если в регионе возникнет масштабный внутренний кризис или конфликт, США могут предпочесть сократить свою ответственность, которую придется брать на себя опять же России. Если в предшествующий этому период Россия будет недостаточно включена в формирующиеся структуры региональной безопасности, ее задача окажется несоизмеримо более трудной. Таким образом, стремление России быть полноценным участником системы региональной безопасности является не признаком недоверия или попыткой соперничества с США, а объективной необходимостью. Именно поэтому Россия не согласится с любой системой безопасности, которая неадекватно учитывает ее интересы и потребности. Судя по всему, в США это осознают, по крайней мере – на уровне экспертного сообщества. Так, один экспертный доклад рекомендует правительству США «способствовать развитию таких структур безопасности в Каспийском регионе, которые будут восприниматься Россией как соответствующие ее интересам»[254].

Однако на уровне практической политики Вашингтон не всегда учитывает эти рекомендации, предпочитая односторонние действия.

Принимая во внимание вероятность осложнения российско-американских отношений в условиях проведения односторонних активистских действий США в Центральной Азии и на Кавказе, представляется важным усиление европейской политики в Центрально-азиатском регионе. Как известно, европейские государства лучше знают восточные общества и действуют в них более гибко. Именно в такой гибкости и заинтересована сейчас Россия. Проблемы взаимодействия России и Запада в Центральной Азии не должны сводиться только к борьбе против сил терроризма и экстремизма. Очевидно, их цель гораздо шире – поиск стабилизации обстановки с учетом исторических и культурных особенностей обществ данного региона и сложного переходного периода становления национальной государственности, который они переживают.