Развитие американского «вектора» стало важнейшей составляющей внешней политики Астаны. Заинтересованность США в независимом Казахстане рассматривалась как важнейший элемент «стратегического паритета вокруг Казахстана» и «крупный вопрос национальной безопасности»[61]. Предполагалось, что высокий уровень отношений с США подкрепит притязания Казахстана на лидерство в постсоветской Центральной Азии.

Внешняя политика независимого Кыргызстана также формировалась под влиянием двух факторов:

а) традиционно сложных отношений с соседними Узбекистаном и Китаем;

б) угрозой исламского радикализма.

Небольшая по площади и численности населения страна, лишенная значительных сырьевых ресурсов, вынуждена была войти в возглавляемые Россией военно-политические и экономические структуры. Немалое внешнеполитическое значение имели и особенности политического режима бывшего президента А. Акаева: на фоне соседей республика выделялась более приближенной к демократическим стандартам организацией власти и большей обеспеченностью политических и экономических прав и свобод. Хотя при этом, в дальнейшем, Киргизия оказалась единственной центрально-азиатской страной, в которой произошла революционная смена власти президента, вошедшая в историю под названием «революция тюльпанов»[62].

Руководство республики откровенно признавало, что « .Кыргызстан объективно ограничен в благоприятных факторах интенсивного развития»[63]. Зависимость от поставок энергоносителей из Казахстана и Узбекистана, слабость национальных вооруженных сил, территориальные претензии со стороны Китая и Узбекистана, наконец, напряженные отношения по линии Бишкек-Ош (север и юг республики) требовали от руководства Кыргызстана постоянного лавирования между несколькими внерегиональными и региональными центрами силы. Внешнеполитическая концепция Кыргызстана, известная как «доктрина Великого шелкового пути», составлена в осторожных и обтекаемых формулировках. Доктрина провозглашает «развитие отношений со всеми странами Великого шелкового пути». Особо подчеркивается, что в двусторонних связях Кыргызстана «в принципе исключено использование приставки «анти-»[64].

Доктрина, однако, довольно конкретна относительно основной цели внешней политики республики. Она определяется как «укрепление, политическими и дипломатическими средствами, международных гарантий ее независимости, суверенитета, экономической самодостаточности и территориальной целостности»[65]. Ее реализация обеспечивалась в течение первого десятилетия независимого существования республики преимущественной ориентацией на Россию и Казахстан при попытках избежать, в том числе и путем болезненных уступок, конфликтов с Китаем и Узбекистаном. Приоритетный характер отношений с Соединенными Штатами и Западом непрестанно декларировался Бишкеком, но в реальности их развитие было ограничено зависимостью Кыргызстана от Москвы и Астаны в вопросах обеспечения безопасности и необходимостью не допускать обострения отношений с Пекином и Ташкентом. В связи с этим в отношениях с США Кыргызстан пытался максимально использовать образ «либерального оазиса» Центральной Азии, привлекая американскую экономическую и гуманитарную помощь, апеллируя к влиянию США в международных финансовых институтах и становясь региональным центром деятельности американских и международных неправительственных организаций. Вторым «козырем» киргизской внешней политики стало подчеркивание транзитно-транспортного и туристического потенциала республики, ее роли «связующего звена между всеми странами Великого шелкового пути»[66].

Отставка Аскара Акаева вряд ли скажется на внешней политике Киргизии и относительном балансе основных сил в Центральной Азии. Новые лидеры страны не стремятся к изменению своей внешней политики и хотели бы сохранить хорошие отношения с Россией, США и Китаем. Но обстоятельства смены власти в Бишкеке, безусловно, повлияют и на отношение мировых держав к Киргизии, и на то, как будут складываться взаимоотношения в сфере безопасности в регионе в целом[67].

Пекин больше всего озабочен сохранением стабильности, его беспокоит, не приведет ли отставка президента Акаева к распаду киргизского государства, когда север и юг страны не смогут договориться о единой политической власти. Теоретически это создает угрозу для внутренней безопасности КНР (в том случае, если уйгуры из района Синьцзян попытаются использовать Киргизию как плацдарм для активизации своего сепаратистского движения), но почти наверняка дестабилизация скажется на планах Китая по развитию транспортного коридора как для энергоносителей, так и для торговли в целом, идущего через Центральную Азию в обход России. Нестабильность в Киргизии не затронет казахстанско-китайский нефтепровод, однако она помешает созданию сухо путных торговых маршрутов, которые используют в своих интересах Киргизия и Китай, являющиеся членами ВТО[68].

Формирование внешней политики Таджикистана происходило с опозданием и более медленно, чем у других государств Центральной Азии. Руководство республики сознавало, что «Таджикистан . находится в стадии постконфликтного мирного строительства»[69] и нуждается, прежде всего, в элементарном налаживании мирной жизни и выходе на путь преодоления глубочайшего в регионе экономического спада. Гарантии поддержки сложившегося по итогам межтаджикского мирного урегулирования хрупкого равновесия сил и сохранения территориальной целостности республики могли исходить только от России. Зависимость центрального правительства от России означала сохранение дистанции по отношению к Ташкенту и способность противостоять мало предсказуемому развитию событий в Афганистане и тем самым способствовала становлению государственности в Таджикистане. По мере укрепления позиций режима Рахмонова политика Таджикистана на международной арене стала носить более сбалансированный и самостоятельный характер. Либеральный экономический курс и необходимость привлечения иностранных инвестиций способствовали развитию торгово-экономических и политических отношений со странами Запада, в том числе и Соединенными Штатами.

Своеобразием отличалась внешняя политика Туркменистана. Республика обладает четвертыми по величине в мире запасами природного газа и значительными нефтяными ресурсами. Основной задачей внешней политики Ашхабада стала организация экспорта газа и нефти, доходы от которого призваны были существенно повысить жизненный уровень немногочисленного населения республики и обеспечить стабильность режима президента С. Ниязова. Зависимость Туркменистана от трубопроводной системы России ограничивала реализацию экспортных возможностей республики. Варианты строительства трубопроводов через Иран, Афганистан и Пакистан и по дну Каспия, через Азербайджан в Турцию обозначили основные направления внешней активности Туркменистана в 1990-е годы[70], но уже в 2007 году Туркменистан сделал выбор в сторону России. Так, президенты России, Казахстана и Туркмении по итогам майского саммита 2007 года поручили правительствам своих стран "до 1 сентября подготовить и подписать соглашение" о сотрудничестве трех государств в строительстве Прикаспийского газопровода. Об этом говорится в подписанной В. Путиным, Н. Назарбаевым и Г. Бердымухаммедовым совместной Декларации о строительстве Прикаспийского газопровода[71].