Что касаемо самого содержания религии, Шеллинг отвергает всякое насилие Бога над человеком: Бог не искушает, не посылает испытания, не призывает к отказам от удовольствий, жертвам и всяческим самоистязаниям. Бог свободен, потому и человек должен быть свободен, быть свободным творить.

Шеллинг вспоминает эпизод библии про потоп как символ наказания человечества Богом и заповедь «Не убий»: «Кто прольет человеческую кровь, того кровь тоже прольется. Ибо Бог создал человека по своему образу». Подобные противоречия он находит еще в нескольких эпизодах библии. Вообще, весь ветхий завет по Шеллингу близок еще к язычеству и удаляется вместе с ним: «…в основе религии Моисея, - пишет Шеллинг в «Философии откровения», - языческое начало содержится не в меньшей степени, чем в самом язычестве». Истинная религия начинается с Христа, где Бог являет себя свободно через откровение в религиозном опыте. Снимается всякая напряженность человеческого сознания. Здесь мы видим обоснованность отказа от жесткой догматики, как насилия над человеческим сознанием, которое должно быть свободно. Философ осуждает Реформацию за то, что она оставила без обсуждения спекулятивные догмы, унаследованные Церковью. «Христианство, которое мы до сих пор исповедовали в принятой догматике и практике исторической церкви, остается непонятым христианством, потому что главные его мифологемы - образы-понятия - оставались скрытыми от нашего сознания». (Жукоцкий). И это действительно так: подавляющее большинство даже верующих людей истолковывают каждый на свой лад праздники, таинства, придумывают свои приметы. Религия уподобляется язычеству, что есть показатель деградации (Христианство и Шеллинг его осуждают).

Идеал поистине общественной религии Шеллинг видит не в религии государственной, (Высокая Церковь, например), а в религии всего человечества, которое одновременно имеет в нем и высшую науку. Иначе говоря, она должна обладать статусом общекультурного явления, укорененного в жизненных обстоятельствах общественного бытия. А для этого само это бытие должно отвечать требованиям разума и рационального отношения к Богу. Это бытие должно стать по-настоящему человеческим бытием. Существование в современном мире нескольких крупных религий, во многом совпадающих, представляет сей процесс вполне возможным.

Далее, продолжает философ, высшая цель, конечно же, заключается в том, чтобы постигать Бога и «поклоняться ему в Духе», но для того чтобы это совершалось и «в истине, как того требует Христос, необходимо, чтобы тот, кого мы чтим, был действительным Богом», явленным в делах, действиях, а не каким-то «абстрактным идолом». На сегодняшний день атеисты сделали намного больше для построения Града Божьего, чем религиозные люди, - об этом говорил еще Соловьев. Однако, ничто им не мешает, кроме древнейших принципов церкви, исправить положение.

Каждый человек должен самостоятельно пережить свою причастность к божественному, но само учение должно быть единым для всех и каждый должен осознавать его актуальность и цель. А цель есть возвращение к Богу всего человечества и каждого человека, но не в абстрактном опять-таки смысле, а в действительном, реальном. В этом Шеллинг видит смысл нашей жизни, этот смысл, по мнению Шеллинга, должна нам нести религия, развивающаяся (а точнее возвращающаяся обратно) согласно историческому процессу. Всеобщее благосостояние всех и каждого без отказа от удовольствий и забот действительной жизни. Конечно, считать это полновесным смыслом жизни абсолютно каждого человека на Земле более чем утопично, как и надеяться на то, что каждый человек станет творческой личностью, но на разработку истинного смыла жизни ни Шеллинг, ни тем более моя скромная работа не претендует. Это задача религии, которая почему-то с ней не справляется.

Итак, подобно тому, как действительное существование язычества было вытеснено действительным статусом религии откровения, а затем религии христианства, нынешнее существование христианства может быть вытеснено лишь действительным статусом философской религии. Для этого необходимо два встречных движения. Во-первых, в сторону нового качества философии - позитивной философии, одной своей гранью остающейся в сфере мышления, а другой - решительно перешагивающей в идеальное пространство целостности культуры, где философия мифологии и сама народившаяся реальность новой мифологии уже неразличимы. Во-вторых, это действительное движение общественного бытия в сторону адекватных этой целостности культуры социальных и экономических форм. Только тогда, по Шеллингу, произойдет заветное и философская религия сможет вступить в свои права в полную силу.

Несмотря на всю утопичность взглядов Шеллинга, мне кажется, что данная модель религии вполне заслуживает внимания.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы рассмотрели понимание Шеллингом религии в рамках его позитивной философии, ее перспективы и возможности.

Для того, чтобы наиболее полно это сделать, мы проследили связи философа с его окружением – романтиками – которое во многом подвигло его на путь отказа от негативной философии (хотя и неполного, так как в конце жизни Шеллинг вновь возвращается к натурфилософским вопросам) в пользу философии позитивной.

Однако, Шеллинг далеко не во всем согласен с романтиками, да и они с ним. В первую очередь, он не может принять иррациональный подход ко всему, разум для него ценен. И потому, углубившись в позитивную философию, Шеллинг стремится обосновать, объяснить религиозный опыт, божественное откровение, заключить их в свою систему.

Сравнивая две философии немецкого классика, мы находим различие положительной и отрицательной философии в том, что негативная философия не может учесть религиозное сознание и его запросы. Разум, замкнутый в себе, обращающийся в самого себя и запертый в границы опыта, не способен увидеть за этими гранями ничего, в том числе и Бога. В позитивной же философии мы видим религиозный опыт, предшествующий всякому другому, потому и Бог и становится для нас доступным и действительным. Он существует апостериорно.

Но чтобы Бог стал полностью реальным, а точнее, чтобы мы приблизились, вернулись к нему и преобразовали свою действительность до значения Бога, необходимы действия, прогресс, осознание каждым общей для всех цели, сплочение людей (можно даже сказать, соборность), преобразование общества и каждого человека до творческой личности, где все и каждый осуществляли бы свое богоподобие. Многое в устоях Церкви не устраивало Шеллинга, но саму сущность Христианства он ни в коем случае не отвергал. Утопичность же взглядов философа-идеалиста лишь подчеркивает незавершенность и неоднозначность выводов, сделанных в рамках решения данной проблемы. Практическое воплощение данных идей вряд ли представляется возможным в полном объеме, - слишком разнородны и своенравны люди. Состояние религии вызывало много споров и обсуждений еще двести лет назад, сегодня же в связи с явным недоверием к идеалистическим конструкциям, да и к самой религии, кризисом человеческих ценностей и неудовлетворенностью предлагаемыми смыслами, эта проблема встает еще более остро. Потому, мне кажется, представляется необходимым искать пути выхода из данной ситуации, а не замалчивать ее, и один из векторов выхода предложил Шеллинг.