Философская религия Шеллинга
Для Шеллинга как автора не характерна, какая–то одна, раз навсегда найденная манера. Он всегда искал, экспериментировал. Причем, испытав себя в какой–либо новой литературной форме, он никогда к ней не возвращался, искал новое, не отрекаясь, впрочем, от содеянного.
Эстетика романтиков повлияла на идеи философии искусства Шеллинга. Если отвлечься от особенностей, связанных с личностью того или иного романтика, то в целом романтизм в эстетике можно свести к трем культам – культ искусства, культ природы, культ творческой индивидуальности.
Искусство для романтиков – высшая форма духовной деятельности, превосходящая и рассудок и разум. Поэзия – героиня философии, философия – теория поэзии, говорил Новалис. Он был убежден, что в будущем люди будут читать только художественную литературу. Поэт постигает природу лучше, чем ученый. Ибо поэзия непосредственно вытекает из природы. Природа неисчерпаема, она богаче и сложнее, чем знает о ней наука. Поэтому поэт–романтик, говоря о природе, имеет в виду нечто большее, чем понимает под природой обычный человек, он поклоняется в природе чему-то таинственному, неизведанному, по сути дела, сверхприродному.
Такой природно-сверхъестественной силой представился романтикам творческий дар художника. Художник – бессознательное орудие высшей силы. Он принадлежит своему произведению, а не оно ему.
Шеллинг принимает все эти три позиции. Но с существенными оговорками и поправками. Да, искусство высшая духовная потенция, но это не значит, что в голове философа должен царить художественный беспорядок. Философия – наука и не наука одновременно. Как не наука она апеллирует к созерцанию и воображению, как наука она требует системы. Метод конструирования, построения системы, который оправдал себя в натурфилософии, Шеллинг как философ пытается применить и к философии искусства. Определить понятие – значит, указать его место в системе мироздания. «Конструировать искусство, – значит определить его место в универсуме. Определение этого места есть единственная дефиниция искусства».1 Здесь Шеллинг не романтик, а непосредственный предшественник врага и критика романтизма Гегеля.
Шеллинг сопоставляет логические взгляды на искусство с историческими, говорит о противоположности античного и современного ему искусства. «Было бы существенным недостатком в конструировании, если бы мы не обратили внимания на это и в отношении каждой отдельной формы искусства. Но ввиду того, что эта противоположность рассматривается лишь как исключительно формальная, то конструирование сводится именно к отрицанию или снятию. Исходя из этой противоположности, мы вместе с тем будем непосредственно учитывать историческую сторону искусства и сможем надеяться, только этим придать нашему конструированию в целом окончательную завершенность»1.
Перечеркнуть сознательный момент в творчестве художника в угоду романтикам Шеллинг также не может. Творчество – это не результат неосознанного деяния под действием высших сил, а единство бессознательного и сознательного. В этом пункте Шеллинг также отличается от романтиков, он продолжает стоять особняком внутри романтического движения, видеть его слабые стороны, и пытаться переделать их.
Таким образом, становится понятно, что немецкий романтизм оказал значительное влияние на взгляды Шеллинга. Однако, это не означает, что он бесспорно принимает все его принципы: философ отрицает Просвещение, ищет новые пути духовной жизни в философии, науке и искусстве, исследует природу, но не может принять иррациональный подход ко всему у романтиков, не любит их иронию, да и природу стремится познать, а не слиться с ней. Шеллинг не хочет уничтожать разум, для него ценен Кант. В конце концов, сама позитивная философия, поставленная в противоположность сугубо рациональной «негативной», в конечном счете, оказывается опять под лучами разума. Как и для романтиков, для Шеллинга чрезвычайно важна сама возможность творчества как способ соприкосновения с абсолютом, но творчество он стремится включить в сферу разума. В отношении к разуму и покоится главное отличие романтиков от Шеллинга, потому последний и не мог смирится с положением религии как необъяснимой, по сути бесполезной метафизикой, - он попытался найти для нее новое место и область применения.
Фридрих Вильгельм Йозеф видел как достоинства, так и недостатки романтиков, но все-таки именно благодаря им он встал на путь позитивной философии, в ней нашли свои отголоски выше обозначенные идеи романтизма.
ПЕРЕХОД К ПОЗИТИВНОЙ ФИЛОСОФИИ
Выяснив, что поворот от философии «негативной» в сторону вышеобозначенной философии произошел во многом благодаря романтизму (а также такому трагическому событию в жизни Шеллинга, как смерть любимой жены Каролины), обратимся к собственно позитивной философии. Это необходимо для того, чтобы осветить проблему религии в понимании Шеллинга не только изнутри (что я попытаюсь сделать в последней главе), но и снаружи: важно понять, какое место религия занимает в проекте системы Шеллинга.
Итак, что же это такое — позитивная философия? Сам Шеллинг утверждал, что создал ее в дополнение и в противовес всей предшествовавшей философии (в том числе и своей собственной), которую он обозначал как негативную. Поэтому нам предстоит прежде всего выяснить, как Шеллинг понимает эту негативную философию, в чем видит ее недостаточность и какова, следовательно, необходимость выхода за ее пределы. Ответив на указанные вопросы, мы вплотную приблизимся к ответу на интересующий нас вопрос этой главы.
Вскоре после появления работы «Философские исследования о сущности человеческой свободы» (1809), где прозвучала мысль о надвременной диалектике личного Бога, Шеллинг пришел к выводу о необходимости радикальной перестройки всей своей философии. В ранних работах он исходил из идеи постепенно реализующегося полагания абсолютного тождества идеального и реального. Оно, считал Шеллинг, недостижимо сразу и именно поэтому должно проходить ряд ступеней, соответствующих различным уровням организации материального и духовного мира. При таком толковании он мог последовательно дедуцировать все эти уровни. Финальной точкой этих дедукций оказывалось понятие Бога. Но Шеллинг столкнулся с проблемой: соответствует ли в данном случае логическое движение реальной действительности? Если да, то это движение можно истолковать в историческом смысле и говорить о развивающемся Боге, который становится Богом только в конце всего процесса. Однако учение о эволюционирующем во времени Боге противоречит христианской догматике, к которой Шеллинг теперь стал относиться гораздо бережнее, чем раньше. Значит, мышление, при всей своей формальной правильности, не может полностью соответствовать бытию. Всегда есть что-то, что ускользает от него, что находится за пределами опыта, ограничивающего разум. Это что-то — само бытие или существование. Очевидно, что философ должен найти подходы не только к сущности вещей, их «что», но и к их существованию. Философию, логически реконструирующую сущности вещей, разум, замкнутый в себе, Шеллинг предлагает называть «негативной», а ту, которая имеет дело с существованием — «позитивной». Последняя не может быть чисто логической. В ней должен присутствовать эмпирический элемент, но не в обычном смысле слова, так как то, что обычно называется опытом, само пронизано логическими конструкциями. Скорее ее можно назвать «эмпирическим априоризмом». Она нацелена на бытие, лежащее за пределами разума и чувственного опыта, на prius. Это обстоятельство сразу придает ей возвышенный и глубоко личностный характер, соответствующий природе личного Бога, которым это бытие оказывается. Ведь именно Бог есть трансцендентная основа сущего. Задача позитивной философии как раз и состоит в том, чтобы при помощи исторического анализа подтвердить божественность бытия. Этот исторический анализ должен быть направлен на те феномены, в которых Бог открывается человеку, а именно на мифологию и Откровение. Мифология тоже является откровением Бога, но несовершенным, лишенным внутреннего единства божественных начал, рассредоточенных в политеистических представлениях. Тем не менее, она подготавливает монотеистическое христианское Откровение, в котором со всей ясностью выявляется тройственность божественных потенций в их вневременной субординации и единстве, а также — через христологию — тайна человеческой природы и существо должного отношения человека к Богу.