Постепенно, на протяжении жизни нескольких поколений коренных уроженцев Америки, выравнивался дисбаланс в соотношении между полами, существовавший среди иммигрантов. К XVIII веку женщин было примерно столько же, сколько мужчин, но юноши покидали поселения, отправляясь на поиски новых земель, и тогда в некоторых общинах перевес оказывался на стороне женщин (приблизительно на 15%) [18, 42]. Вследствие этого браки стали заключаться в более зрелом возрасте, а вдовы теперь реже стали выходить второй раз замуж. Молодые люди стали уходить к границам, а девушки выходили замуж гораздо позже – родители уже не могли диктовать детям свою волю, как это было принято раньше. Притом, что девушки обрели некоторое право на самостоятельный выбор жениха, но не обрели подлинной экономической независимости. Ослабление внешнего контроля над их жизнью имело для женщин двоякие последствия. Что касается большей сексуальной свободы, то о ней свидетельствует учащение случаев беременности до замужества (в XVIII веке с каждым десятилетием это явление становилось все более типичным).

К началу XVIII века, когда второе и третье поколения переселенцев уже прочно обосновались на обжитых местах, предметы быта стали более изысканными: в обиход вошли скатерти, вилки, стулья и зеркала. Обязанности домохозяек, будь то жены купцов из Филадельфии или плантаторов из Вирджинии, изменились — они стали многочисленнее, но в то же время круг их сузился. Предметы быта требовали соответствующего ухода. А правила хорошего тона предполагали досуг для общения: чай в обществе друзей или (на Юге) времяпровождение с бесконечными гостями и родственниками, которые могли нагрянуть в лю­бое время и задержаться на недельку-другую. В связи с этим стали культивироваться декоративно-прикладные искусства, например рукоделие, а равно и более утонченные социальные тра­диции: застолья и развлечения.

В XVIII веке возникло такое понятие, как «милая светская женщина», — в нем воплотились различия в образе жизни обеспеченной горожанки, чьи усилия были сосредоточены на поддержании дома и семьи, и сельской труженицы (женщины более низкого происхождения), которая по-прежнему сочетала две роли: социальную и экономическую. Светской женщине не требовалось вникать в проблемы своего мужа, помогать ему в торговле или любых других делах. В прислуги она нанимала уже представительниц другого класса, а не девушек из семей ее же круга (те обучались умению управлять домашним хозяйством).

Вследствие развития коммерции расширились возможности получать работу по найму, но таковая не обеспечивала стабильного заработка. Большинство одиноких женщин шли в домашнее услужение или занимались традиционной женской торговлей (например, продавали дамские шляпки). Некоторые вдовы осваивали ремесло своих мужей. Иные становились владелицами таверн или гостиниц («Султан из перьев», «Голубой якорь», «Роза и корона» в Филадельфии), а также открывали «дамские школы» в надежде привлечь молодых любознательных учениц. Многие женщины работали в типографиях. В торговых районах женщины часто продавали товары в розницу: одежду, шляпы и другие предметы женского туалета [23, 84].

Жены плантаторов Юга также управляли домашним хозяйством, — оно становилось более сложным и увеличивалось в размерах, — но источники их богатства — ведущие сельскохозяйственные культуры и труд рабов — сформировали совершенно иную среду для их деятельности. В начале XVIII века новоявленная знать Вирджинии стала возводить роскошные особняки, дабы закрепить, таким образом, свой статус и растущее превосходство над грубым, неотесанным окружением, «Большой дом», высившийся над остальными постройками - флигелями, амбарами и расположенными поодаль кварталами для рабов, — олицетворял собой власть патриарха. Общественные заведения — магазины, таверны, здания судов — посещались исключительно мужчинами, Даже в церкви прихожане занимали места сообразно своему положению и полу: после того как женщины и небогатые - мужчины рассаживались «по чинам» на семейные скамьи, джентльмены «стайкой» входили в церковь уже после начала службы и уходили «таким же манером», словно все остальные были публикой в зрительном зале. В отличие от тесных, об одну комнату, домишек на маленьких фермах все пространство большого дома было разделено по назначению — столовые, гостиные, библиотеки, — что усугубляло различия в сферах деятельности мужчин и женщин. [20, 188]

По мнению О.Г. Кирьяновой, неограниченная законами власть мужчины-собственника, как правило, превращала его в деспота. Особенно отчетливо это проявлялось в семье южных плантаторов. Замужняя женщина не могла подписать контракт, чтоб заняться каким-либо видом частного предпринимательства, не могла прибегнуть к судебному разбирательству ни по какому поводу, или подать на развод. [12, 9]

Кирьянова продолжает: «… не только закон, но и буржуазная идеология закрепляла и оправдывала дискриминацию женщины, провозглашала ее неполноценность.» [12 ,9]

Эффективным проводником этих взглядов была религия. Мы согласны с мнением Кирьяновой о преимущественно подчинительной роли женщины в семье той эпохи, так как устойчивость такого социального статуса постоянно стимулировалось религией.

Бремя религиозной деятельности было возложено на женщин, которые несли его под опекой мужчин-священнослужителей, — покорная женщина являлась символом христианской добродетели, мужское же начало ассоциировалось с материалистическим и жестоким миром коммерции.

Духовная жизнь и эмоциональный опыт женщин все больше и больше определяли эмоциональный климат в семье. Если в XVII веке женскую эмоциональность считали источником разлада, сейчас ее стали называть сентиментальностью, которая, напротив, вносила гармонию. Ведь нежность, привязанность к детям, набожность — это те чувства, которые скорее скрепляли социальные основы, а не разрушали их.

Подобным же образом свобода в выражении чувств видоизменила отношение к браку. Выбор спутника жизни и устройство женитьбы родителями уступили место взаимной привязанности и любви — возник новый вид риторики, отражавшей стремление к теплым, близким отношениям между супругами, однако параллельно возросло и число разводов. В 1776 году впервые на бракоразводном процессе прозвучала формулировка «отчуждение супругов». Однако для многих надежды, возлагавшиеся на взаимную любовь, оборачивались горьким разочарованием [18 ,49].

К началу революции, по мере того как развивающаяся экономика разъединяла сплоченные общины, разрушала социальные объединения, разделяла сферы деятельности мужчин и женщин и формировала новые семейные отношения; неформальное влияние пересудов и страх перед недреманным оком соседа ослабевали в крупных и маленьких городах. В результате эволюции колониального общества для мужчин открылось новое поле деятельности на общественной ниве, не имевшей ничего общего с их семейным бытом: регулярно заседали окружные суды, чаще проводились городские собрания, проходили выборы в законодательные органы колоний, сопровождавшиеся горячими дискуссиями. Мужские собрания стали центром выработки коллективных решений и школой практического опыта общественной жизни. В более ранние, совсем иные времена и женщины, и мужчины жили одними интересами. Личная жизнь регулировалась общественным мнением, но политика считалась занятием исключительно мужским. Однако революционный переворот вызвал дебаты относительно места женщины в общественной жизни и придал новое политическое значение семье [27, 407].