Это был разговор, как писал биограф Орджо­никидзе, «безудержно гневный, со взаимными оскорблениями, русской и грузинской бранью. Уже ни любви, ни веры. Все разрушено . Раз­делять ответственность за то, что никак не в состоянии предотвратить, Серго не мог».

Серго говорил М. И. Калинину и А. И. Ми­кояну о своей обреченности. Накануне своей гибели, это было в субботу, Орджоникидзе хо­дил по Кремлю вместе с Микояном и говорил ему, что «он не может дальше жить, бороться со Сталиным невозможно, а терпеть то, что он делает, нет сил». Как жаль, что у Орджони­кидзе не хватало решимости физически устра­нить диктатора с политической арены.

Незадолго перед этим разговором на квартиру Серго Орджоникидзе приходили с обыском. Оскорбленный и разъяренный Серго всю ночь звонил Сталину. Под утро он услышал его от­вет:

— Это такой орган, что и у меня может сде­лать обыск. Ничего особенного. В этом заяв­лении сказывался Сталин — лицемер, двуруш­ник, попирающий все законы человеческой мо­рали и дружбы.

По свидетельству Зинаиды Гавриловны Орд­жоникидзе в воскресенье Орджоникидзе то на­ходился в постели, то писал что-то в своей ком­нате стоя у конторки. По-видимому готовил вы­ступление к февральскому пленуму ЦК, думая высказать правду, защищать Бухарина и др. Он надеялся на поддержку М. И. Калинина, П. П. Постышева и других партийцев. Сталин знал Серго как мужественного человека и опа­сался его выступления на пленуме ЦК.

Днем к Серго в кремлевскую квартиру приехал его близкий соратник и друг Георгий Гвахария. Он учился в Институте внешней торгов­ли, был сотрудником советского торгового пред­ставительства в Лондоне, работал в РКИ, ВСНХ. В 1933 году был назначен начальником пяти строек Донбасса, а затем директором Ма­кеевского металлургического комбината.

Зинаида Гавриловна сказала Гвахария о тя­желом моральном состоянии Серго, что он гово­рит о самоубийстве; Гвахария сказал, что «рас­шевелит» его и просил Зинаиду Гавриловну на­крывать на стол. Та подготовила стол и пошла в соседнюю комнату звать Серго. Когда Зинаи­да Гавриловна подходила к спальне, раздался выстрел, а оттуда вышел начальник охраны Сер­го полковник Василий Ефимов и сказал, что Серго покончил с собой.

О кончине Серго (ему было всего 49 лет) Зинаида Гавриловна немедля сообщила Стали­ну. Тот быстро прибыл в его квартиру вместе с Молотовым. Ждановым, Ежовым, начальником охраны Генсека Карлом Паукером. Сняв ши­нель, он вошел в комнату, где на столе лежал Серго. Первым делом он злобно выхватил 4— 5 листков предсмертного письма у находившей­ся в спальне сестры Зинаиды Гавриловны Веры Гавриловны. Другие бумаги Серго были быстро собраны начальником охраны полковником Ефимовым.

Зинаида Гавриловна сказала Сталину:

— Не уберегли Серго ни для меня, ни для партии!

— Молчи, дура,— злобно прошипел Сталин. И добавил: «Смотри, какая каверзная болезнь! Человек лег отдохнуть, а у него приступ, серд­це разрывается»90. Обратившись к экономке Серго, Сталин заметил: «Что же ты, Лав­рентьевна, не уберегла Серго?»

Эта версия Сталина была повторена в офи­циальном медицинском заключении, неохотно подписанном и наркомом здравоохранения Ка­минским — близким другом Серго. Вскоре Ка­минский был арестован и уничтожен.

Вот, что свидетельствует о гибели Серго Орд­жоникидзе его младший брат Константин, про­бывший более 16 лет в заключении и оставший­ся в живых. Он был вызван сразу после гибели брата.

«Я поспешил в спальню, но мне преградили путь и не допустили к покойнику . Потом при­шли Сталин, Молотов, Жданов. Они прошли сначала в столовую. Вдруг из кабинета Серго увели Гвахария, почему-то через ванную ком­нату. После этого Сталин, Молотов и Жданов прошли в спальню. Там постояли они у покой­ника, потом все вместе вернулись в столовую. До меня донеслись слова, сказанные Зинаидой Гавриловной: „Об этом надо опубликовать в пе­чати". Сталин ей ответил: „Опубликуем, что умер от разрыва сердца". „Никто этому не по­верит",— возразила Зинаида Гавриловна. Даль­ше она добавила: „Серго любил правду и нужно опубликовать правду”. „Почему не поверят? Все знали, что у него больное сердце, и все пове­рят",— Так закончил Сталин этот диалог.

Спустя некоторое время в столовой собра­лись члены Политбюро и ряд других высокопо­ставленных лиц. Появился и Берия. Зинаида Гавриловна назвала Берию негодяем и пыталась дать ему пощечину. Берия сразу после этого исчез . Зинаида Гавриловна обратилась к Ежо­ву и Паукеру и просила сообщить родственни­кам в Грузию, а также чтобы на похоронах при­сутствовал старший брат Папулия. Ежов на это ответил: „Папулия Орджоникидзе находится в заключении и мы считаем его врагом народа . Остальным родственникам мы сообщим, дайте только адреса". Я дал им адре­са брата Ивана и сестры Юлии, а также жены Папулии — Нины.

Поздно вечером приехал Емельян Ярослав­ский. Увидев покойника он упал в обморок . После этого приехал Семушкин. Увидев страшную картину, Се­мушкин стал буйствовать. Пришлось, чуть лине связанным, силой отправлять его домой. Секре­тарь Серго Маховер, пораженный увиденным, произнес запомнившиеся мне слова: „Убили, мерзавцы!"».

Некоторые из старых большевиков также выдвинули версию об убийстве, а не самоубий­стве Орджоникидзе. В частности, так считал член партии с 1896 года Федор Николаевич Петров, позднее главный редактор Большой со­ветской энциклопедии. «Серго,— говорил Ф. Н. Петров,— не просто умер… —наиболее доверенным сказали, что он покончил с собой,— слишком дружил с Бухариным, Рыковым, Пята­ковым, Серебряковым . Но ведь шила в мешке не утаишь: те, кто первыми вошли в квартиру Орджоникидзе, подписали себе смертный приговор, составив акт о том, что в маузере Серго было семь патронов, а пороховой гари в стволе не было . Этих дзержинцев расстреляли — через неделю . И мы узнали правду. .А на похоро­нах Сталин рыдал на груди того, кто был им погублен».

По другим данным и свидетельству членов семьи Г. К. Орджоникидзе — его дочери Этери Григорьевны и ее мужа, журналиста и дипло­мата Г. И. Рассадина, Орджоникидзе был убит по приказу Сталина и Ежова начальником ох­раны Серго полковником В. Н. Ефимовым. Ключ от запасного входа в квартиру Орджоникидзе имелся у Ежова и Ефимова. Перед Ефимовым была поставлена дилемма — погибнуть вместе с Серго, или убив его, сохранить себе жизнь. Ефи­мов осуществил этот злодейский замысел. Пос­ле свершения этого злодеяния он был назначен начальником охраны Ежова.

За семьей была сохранена квартира и дача Серго в Сосновке, назначена пенсия. Лицемер и палач пытался хоть чем-то замаскировать свое преступление.

Сталин не простил Орджоникидзе то, что он пытался встать на его пути к неограниченной власти, возможно разоблачить на Пленуме ЦК. его грубые нарушения демократии, массовые, необоснованные репрессии и беззакония, пре­ступления, связанные со злоупотреблением властью.

Позднее подручный Сталина: — Берия учинил жестокую расправу над семьей Орджоникидзе. Почему? Потоку что: Орджоникидзе мешал Берии в осуществлении его коварных замыслов. Орджоникидзе всегда был против Берии, чем говорил Сталину . Сталин допустил уничтоже­ние брата Орджоникидзе и самого Орджони­кидзе довел до такого состояния, что последний был, как считалось, вынужден застрелиться. Ныне известно — Орджоникидзе был убит, по приказу Сталина, а руку убийцы Ефимова, воз­можно, направлял Берия.