Следующим шагом стал циркуляр Наркомзема РСФСР от 13 марта 1928 года о правах на землепользование служителей культов. Теперь для того, чтобы получить для ведения хозяйства участок земли, священнослужителю приходилось обращаться в уездные земельные управления, которые могли отказать им, если сочтут необходимым. Теоретически наделение землей служителя церкви должно было проводиться в самую последнюю очередь.[36] Однако на практике наделение священника землей было абсолютно нереальным делом.

Свой вклад в дискриминацию духовенства внес и Наркомпрос, который 5 июня 1928 г. постановил: “Приравнять служителей религиозных культов и их детей в отношении взимания с них платы за обучение к лицам, живущим на нетрудовые доходы”.[37]

Большинство приходских священников имело очень низкие доходы и оплатить учебу своих детей для них было достаточно сложно. Фактически данное постановление делало невозможным получение образования для детей священнослужителей.

Параллельно с принятием вышеперечисленного законодательства в аппарате ВЦИК был подготовлен проект инструкции “О порядке проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви”, которая модифицировала многочисленные постановления и циркуляры различных ведомств. Проект повторял все декларативные фразы большевистского законодательства о свободе совести и т.п., но вместе с тем в нем было немало важных моментов. Особенно подчеркивалось, что “запрещается выносить какие-либо постановления или распоряжения, которые бы стесняли или ограничивали исполнение верующими обрядов культа…” (п.4)[38]

Вместе с этим в инструкции появляется упоминание о “двадцатках”, которые будут окончательно закреплены законом от 8 апреля 1929 г.

В проекте также отмечалось, что “ликвидация молитвенного здания не допускается, если она приводит к невозможности дальнейшего отправления культа данной религиозной общиной…”[39]

Данный проект был передан на рассмотрение в СНК РСФСР, отдельный экземпляр был передан Ем. Ярославскому. Однако даже такой проект вызвал недовольство некоторых партийцев, занятых антирелигиозной работой. В письме П.Г. Смидовичу от 4 мая 1928 г. наркомюст Н. Янсон отмечал, что “издание такой инструкции политически нецелесообразно… такая инструкция, изданная от имени Правительства, может произвести впечатление новой декларации прав религиозников и, несомненно, осложнит борьбу с ними”.[40]

Особое недовольство Янсона вызвал 4 пункт, по поводу которого он особо подчеркнул, что “местные органы власти в этих случаях имеют и должны иметь право выносить постановления, запрещающие устройство таких обрядов”.[41]

Данный материал позволяет сделать ряд важных выводов. Мы видим, что относительно умеренный проект инструкции был подготовлен аппаратом ВЦИК, возможно, при непосредственном участии П.Г. Смидовича и несомненно, был одобрен М.И, Каменевым. Однако, даже эти робкие попытки как-то повлиять на беззакония, творившиеся в отношении церкви, встречали сопротивление со стороны репрессивных органов государства, в руках которых и была настоящая власть.

Нужно также отметить, что данный проект имеет сильное текстологическое сходство с законом от 8 апреля 1929 г., который разрабатывался при непосредственном участии АРК. Возможно, инструкция вызвала одобрения членов комиссии, так как соответствовала их представлениям о характере борьбы с религией.

Одной из самых сложных проблем оставалось лишение избирательных прав. На практике зачастую лишали прав всех, кто так или иначе был связан с отправлением культа. 11 февраля 1925 г. нарком внутренних дел А.Г. Белобородов разъяснял Смидовичу, что “… лица, обслуживающие культ в вокальном, декламационном, музыкальном, художественном, санитарном и т.п. отношениях принадлежат к обслуживающему здание культа техническому персоналу и … не являются лишенными избирательных прав…”[42]

Однако на местах продолжалась прежняя тактика, в связи с чем Президиум Всероссийского Центризбиркома в апреле 1929 г. сделал еще одно разъяснение: “… рядовые члены религиозных объединений, хотя бы они (члены) и являлись активными верующими, не лишаются избирательных прав”.[43]

Все эти разъяснения местные власти часто просто игнорировали. Вот лишь несколько характерных примеров из жалоб в “Крестьянскую газету”. Крестьянин Н. Тюрин из с. Партизанского Липецкого уезда Тамбовской губернии был лишен избирательного права за то, что с 1911 по 1915 г. был послушником. Бывший красноармеец Г. Петренко стал “лишенцем” из-за того, что его отца выбрали церковным старостой. Лишенные прав К. Первозванский и Хавдатова были детьми священнослужителей, Н. Булавин и Кравченко – церковными старостами.[44] Это лишь отдельные примеры, которые можно продолжить.

В феврале 1929 г. АРК приняла постановление о лишении избирательных прав председателей религиозных общин и членов их исполнительных органов. При этом, однако, рекомендовалось учитывать, получали ли они содержание от общин: “При определении избир[ательных] прав председателей религ[иозных] общин и членов их исполнительных органов, необходимо исходить не только из того, что они являются служителями религ[иозных] культов, но также принимать во внимание получаемые ими от религиозных организаций содержания”.[45] Однако можно смело предположить, что на местах на такие тонкости далеко не всегда обращали внимания.

2 марта 1929 г. Комиссия рассмотрела проект закона о религиозных объединениях. Как мы отмечали, по тексту он близок упомянутому выше проекту инструкции. Возможно, она и была взята за основу. В прежний параграф добавлена фраза о лишении религиозных обществ прав юридического лица; этим обществам также запрещено было заниматься какой-либо деятельностью, кроме “удовлетворения религиозных потребностей”. [46]

Этот дополнительный вариант был отправлен для утверждения во ВЦИК и принят 8 апреля 1929 г.

Закон вводил вместо традиционного прихода пресловутую “двадцатку” - религиозное общество.: “Религиозное общество есть местное объединение верующих, достигших 18-летнего возраста, одного и того же культа, вероисповедания, направления или толка, в количестве не менее двадцати лиц, объединившихся для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей”.[47] Как уже отмечалось, они не обладали правами юридического лица. Свою деятельность общества могли начать только после регистрации в местных органах власти (п. 4-7). Церкви и церковное имущество рассматривались как государственная собственность, которую власти, как бы делая одолжение верующим, передавали для использования бесплатно. Собрания и различные обряды могли проходить только с разрешения местных исполкомов; они же могли удалять из общества отдельных его членов.

Перечень того, что запрещалось делать религиозным обществам, чрезвычайно широк: “создавать кассы взаимопомощи кооперативы, производственные объединения … оказывать материальную поддержку своим членам … организовывать специальные детские, юношеские, молитвенные и другие собрания, как и общие библейские, литературные рукодельческие, трудовые, по обучению религии и т.п. собрания, группы, кружки, отделы, а также устраивать экскурсии и детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь”.[48]