Однако государство так же оказывает влияние на общественную деятельность. «Государство, внешнее выражение живого народного творчества, охраняет его от всякого внешнего насилия, от всякого внутреннего временного потрясения, могущего нарушить его законный и правильный ход. Без него область деятельности общественной была бы невозможна; ибо она была бы беззащитною перед напором других народов, вооруженных государственными силами, и невозможною внутри самой себя, потому что, по несовершенству человеческому, она бы постоянно нарушалась всякими личными злыми страстями, требующими принудительной силой для своего укрощения, между тем как сама область общественной деятельности, по своему коренному характеру, есть только область мысли, мира и добровольного согласия. И так, говорю я, свято и высоко призвание государства, хранящего жизнь общественную и обуславливающую ее возможность. Как живой органический покров охватывает оно ее, укрепляя и защищая от всякой внешней невзгоды, растет с нею, видоизменяясь, расширяясь и прилаживаясь к ее росту и к ее внутренней видоизменениям. Чем более в нем мудрости и знания своих собственных выгод и своего собственного значения, с тем большею чуткостью слышит оно, с тем большею ясностью видит оно все разнообразия жизни общественной, с тем большею гибкостью прилаживается оно к ее формам и к ее историческому росту, охватывая ее как бы живою бронею и постоянно укрепляя ее живыми силами. Таково отношение государства в жизни общественной, - государство его нормальном и здоровом развитии. История учит нас, что в болезненных явлениях, предшествующих падение народов, эта деятельность извращается и ищет какого-то развития отдельного, враждебного народной жизни и, следовательно, невозможного. Живой покров обращается в какую-то сухую скорлупу, толстеть и по-видимому крепнуть от оскудения и засыхания внутреннего живого ядра; но в то же время он действительно засыхает, дряхлеет и, наконец, рассыпается при малейшем ударе. Это какой-то исторический свищ, наполненный прахом сгнившего народа. В других органических формах мы замечаем, что область частной деятельности, рассыпанная в ровной мере по всему пространству государства, не требует и не может иметь центра. Область деятельности государственной необходимо требует крепкого сосредоточения, и оно имеет его на Руси. Почтительно скажем мы об нем: «ему же честь, честь». Наконец, духовная деятельность общества, развиваясь, созидает себе местные центры, и потом, для полного своего собора, для полной мысленной беседы, совокупляется в одно живое сосредоточение. Мне кажется, что такова Москва, таково ее живое и официально – признанное значение. Вот почему сохраняет она свое имя столицы». Цитата не введена и не завершена!

Именно в Москве, по его мнению «постоянно совершается серьезный размен мыслей, в ней созидаются формы общественных направлений. «Конечно, и великий художник, и великий мыслитель могут возникнуть и воспитаться в каком угодно углу Русской земли; но составиться, созреть, сделаться всеобщим достоянием, мысль общественного может только здесь. Русский, чтобы сдуматься, столковаться с Русскими обращается к Москве. В ней, можно сказать, постоянно нынче вырабатывается завтрашняя мысль Русского общества» //.?

В качестве подтверждения своим словам он приводит в пример наше просвещение. Все убеждения, по его мнению, более или менее охватывавшие нашу жизнь, возникали в Москве. Хомяков считает интересным тот факт, что везде общественное сосредоточение совпадает с центром государственным, у нас же нет; или иначе: везде одна столица, а у нас две.

«Москва не может соперничать ни с одной из столиц Европы. Она, город невеселый; но эта внешняя не веселость столичной жизни не имеет ничего общего с истинною, светлою, внутреннею веселостью жизни разумной: она собственно принадлежит только столицам и никогда не может принадлежать всему народу, всей стране, какой бы то ни было. Москва может обойтись без того, без чего обходится Русская земля. Правда и то, что постоянная тревога жизни практической будит мысль и дает ей какую-то особенную бойкость и подвижность» /47/. ?

Таким образом, автор пытается донести до читателя, что Москва играет, огромное значение для Русской земли. Это город – общественного сосредоточения, а значит город, который несет в себе объединенное начало.

«Москва не перестала и ни когда не перестанет быть общественной столицей Русской земли». ?

В публицистике также довольно активно обсуждалась данная тема. В 1847 году Хомяков в статье «О возможности русской художественной школы», отстаивал идеи народности русского художества, полемизировал с Белинским: «Петербургские журналы объявляет во всеуслышанное, что народность не в бороде и не в зипуне», однако не доказано, что фрак разумнее или удобнее зипуна». К. Аксаков, резко критиковал опубликованную в петербургском сборнике «Вчера и сегодня» повесть князя ? Одоевского «Сиротинка», демонстрировавшую превосходство «питерского воспитания над деревенским»: люди, «которые, будучи одеты в европейское платье и, заглянув в европейские книги, выучившись болтать на чужом языке и приходить, как следует, в заемный восторг от итальянской оперы, подходят с указкою к бедному необразованному народу» /18/.

Особый интерес представляет позиция В. Белинского. Первые впечатления о столице критик иронически описал в письме Боткину. «Питер – город знатный. Нева – река пребольшущая, а петербургские литераторы – прекраснейшие люди после чиновников и господ офицеров. Мне очень, очень весело…» И далее, рассуждал как истинный москвич: «Да и в Питере есть люди, но это все москвичи, хотя бы они и в глаза не видали белокаменной. В Питере только поймешь, что религия есть основа всего и что без нее человек – ничто, ибо Питер имеет необыкновенное свойство оскорбить в человеке все святое. Но все же Белинский не мог устоять перед эстетическим обаянием города: «Невский проспект – чудо, так что перенес бы его да Неву, да несколько человек в Москву». ?

Во второй половине XIX века публикуется ряд работ, в которых также затрагивается вопрос о деятельности Петра Великого и обнаруживается явное противопоставление Петербурга Москве.

В 1869 году в Москве выходит книга И. Данилевского «Россия и Европа». Прямой оценки городов Данилевский не дает, однако резко критическое отношение его к культурной политике Петра прослеживается. В результате этой деятельности, по мнению автора, не выросло ничего ни своего, ни чужеземного. Данилевский не приемлет новые формы архитектуры, живописи и выражает типично славянофильское восприятие - точнее, неприятие Петербурга.

Также довольно критично отнесся к Петербургу и другой московский мыслитель конца XIX века – Н. Федоров. Его главная идея - воскрешение отцов - была не просто фантазией, но доведенным до крайности традиционализмом, поклонением прошлому, к которому человечество «должно возвратиться». Верность традициям он считал национальной особенностью русского народа, а прогресс - приметой цивилизации. Отсюда и различия между Москвой – «органом падшей Византии» и Петербургом – «органом прегордого Запада». Ошибка петербургского периода заключалась в том, - разъяснил философ, - что он свободу поставил на место долга к отечеству, который в прошлом состоял в военной защите Европы от нашествия с Востока, а ныне – в «превращении кремлей в музеи» для воспитания людей в духе преданности заветам отцов при «устранении самих причин и поводов к войнам». ? Как мы видим, общим в этих концепциях является противопоставление Москвы и Петербурга как символов истинного и ложного путей развития отечественной культуры, попытка закрепить за Москвой или Петербургом знак или «правильного», или «неправильного» движения и осуществления своего национального пути, специфики национального характера.