К числу «босяцких» рассказов Горького примыкает рассказ «Дед Архип и Ленька», значительный по своим художественным достоинствам и идейному содержанию.

В этом рассказе писатель обращается к теме украденного дет­ства. Горький повествует о странствующих нищих — деде Архипе и его внуке Леньке.

С первых же страниц рассказа у читателя рождается чувство сострадания к этим обойденным судьбой людям.

Архип — человек преклонных лет, в прошлом, наверное, кре­стьянин. Долготерпение, покорность богу, судьбе — все те качест­ва, которые видел в крестьянстве Л. Толстой, сродни деду Архипу. Он ничего от жизни не ждет, ни к чему не стремится. Единствен­ная его цель и забота — прокормить внука-сироту, которого он опе­кает вот уже семь лет.

Ленька иначе смотрит на мир. Очень любознательный, он жаж­дет открытий, тянется ко всему хорошему. Странствуя, Ленька уже достаточно хлебнул горя, не раз сталкивался с несправедливостью, но он мечтает о «больших чудесных городах, населенных невидан­ными или добрыми людьми, у которых не нужно будет просить хлеба .».

Основу рассказа составляет столкновение различных нравствен­ных идеалов деда и внука. Для деда средство поддержания сущест­вования — воровство, а Ленька хочет видеть жизнь чистой и спра­ведливой.

Завязкой в рассказе становится история с платком, который украл у девочки дед Архип. Ленька, движимый благородным чув­ством, пытается успокоить девочку, в страхе ожидающую наказа­ния за утерянную вещь, защитить ее от отца. Мальчик оскорблен, узнав, что платок похитил его дед, но еще большее угрызение со­вести, стыд, возмущение испытывает Ленька, услышав, как дед публично отрицает то, что снял со стены кинжал. Драма в душе Леньки нарастает.

Открытое столкновение между дедом и внуком происходит в степи, в стороне от людей. Это безлюдное пространство усиливает драматизм их конфликта. Ленька, убедившийся в том, что дед его — вор, проклинает его, желая ему смерти и непрощения на не­бесах. Дед почти с отчаянием объясняет внуку, почему он воровал. О своей нечисто прожитой жизни он говорит как о подвиге во имя внука: «Семь лет я тебя нянчил! Все для тебя . и жил . для тебя. Рази мне надо что? Умираю ведь. Умираю . а ты говоришь—вор . Вот возьми . бери . На жизнь твою . на всю . копил . ну и воро­вал . Бог видит все». Как бы в унисон разыгравшейся между людьми драме в степи начинается гроза, во время которой дед и внук гибнут.

Так же как и в рассказах романтических, пейзаж становится здесь одним из важных сюжетных компонентов, организующих по­вествование, хотя природа здесь рисуется в сдержанных, спокой­ных тонах, исключающих всякую экзотику.

Горький стремился показать, что даже у людей, замордованныхподневольным трудом, живо чувство прекрасного.

Рассказ «Двадцать шесть и одна» писатель назвал поэмой. По­этическое чувство красоты, щедро насыщающее это произведение, давало полное право на такое жанровое определение.

Рассказ автобиографичен и навеян впечатлениями того време­ни, когда А. Пешков работал в крендельной пекарне Василия Се­менова в Казани. А время то было мрачное. Много лет спустя Горький, опровергая утверждение, будто бы его сделали марксис­том лишь произведения великих философов, писал: «Вы скажете марксист! Да, но марксист не по Марксу, а потому, что так выдуб­лена кожа. Меня марксизму обучали лучше и больше книг казан­ский булочник Семенов и русская интеллигенция, которая наибо­лее поучительна со стороны своей духовной шаткости».

В рассказе «Двадцать шесть и одна» Горький изображает мрач­ную обстановку булочной Семенова. Огромная печь похожа на чу­довище, готовое поглотить согнанных к нему рабов. А сами рабы, грязные, измученные, ненавидят свой труд.

О труде в капиталистическом обществе, о его подневольном ха­рактере Горький писал неоднократно. Так, в рассказе «Челкаш», воспроизводя музыку трудового дня в порту, он подмечает, что люди незаметно превратились в механические придатки машин.

Труд крендельщиков тяжел. «Изо дня в день в мучной пыли, в грязи, натасканной нашими ногами со двора, в густой пахучей духоте, мы рассучивали тесто и делали крендели, смачивая их на­шим потом, и мы ненавидели нашу работу острой ненавистью . Сидя за длинным столом друг против друга,—девять против де­вяти,— мы в продолжение длинных часов механически двигали ру­ками и пальцами и так привыкли к своей работе, что никогда уже и не следили за движениями своими».

Но даже эти изнуренные люди, «арестантики», у которых не было ни сил, ни желания даже говорить друг с другом, не лишены чувства прекрасного.

Для того чтобы раскрыть внутренний мир своих героев, мир, полный страстей, затаенных дум, Горький использует песню. При­чем он воспроизводит не только ее содержание, но и подробно опи­сывает тембр голоса поющего, выражение его лица, реакцию слу­шающих.

Эти полумертвые люди, «живые машины», иногда начинали петь. И самым замечательным было, когда пели все двадцать шесть. Их «громкие голоса, давно спевшиеся голоса» наполняли помещение; песне становилось тесно в нем, она билась о камень стен, стонала, плакала и оживляла «сердце тихой щекочущей болью», бередила в нем старые раны и будила тоску.

Поющим густая, широкая волна звуков представлялась «доро­гой куда-то вдаль, освещенной ярким солнцем,— широкой дорогой .».

Было у крендельщиков и еще нечто хорошее, заменявшее солнце. Каждое утро к ним заглядывала шестнадцатилетняя горничная Таня, с румяным личиком, толстой косой каштановых волос.

Грязные, темные, уродливые люди ждали с нетерпением ее прихода и говорили ей какие-то особые слова, которые находились у них только для нее. У крендельщиков и голоса становились мяг­че, ласковей и шутки легче, у них для нее все было особое.

Горький утверждал, что все красивое по-настоящему вызывает уважение к себе у людей, даже и у грубых людей. И хотя каторж­ный труд превращал людей в тупых волов, они все-таки оставались людьми и, как все люди, не могли жить без того, чтобы не покло­няться чему бы то ни было.

Горький впервые в русской литературе показал трудовой кол­лектив в своем стремлении к прекрасному.

Проблема активного отношения человека к жизни, которую ставит Горький в своих ранних романтических и реалистических рассказах, сопряжена с требованием героико-романтического искусства, способствующего обновлению жизни.

Эта позиция неоднократно и целенаправленно обосновывалась писателем в его литературно-критических статьях раннего перио­да. Эстетические взгляды Горького нашли также свое выражение в таких его произведениях, как «Читатель», «О Чиже, который лгал, и о Дятле — любителе истины», «Об одном поэте», «О черте», «Еще о черте» и других. Эти выступления были направлены про­тив декадентов и натуралистов, порвавших с демократическими традициями русской литературы, ратующих за искусство, свобод­ное от общественных идеалов и отражающее субъективное восприя­тие действительности.