В связи с этим стремлением Белый в своей поэзии начал как бы повторять Блока, что стало особенно заметным в годы Октябрьской революции, когда вслед за поэмой Блока «Двенадцать» появилась во многом похожая на нее поэма Белого «Христос воскрес», о которой М. Кузмин писал: «Последнее произведение довольно слабое, особенно по сравнению с «Двенадцатью» Блока, с которым оно имеет очевидную претен­зию соперничать .»1 Здесь верно отмечено стремление Белого к соперничеству с Блоком, и хотя это соперничество выразилось в поэтической форме, оно имело преимущественно идейную направленность. Что касается слабости поэмы Белого по сравнению с поэмой Блока, отмеченной М. Кузминым, то это была слабость художественного свойства, выразившаяся в поэтической прямолинейности, однозначности и образной иллюстративности поэмы Белого.

Однако прежде чем обратиться к рассмотрению поэмы «Христос воскрес» и попытки Белого прокорректировать в ней поэму Блока «Двенадцать», остановимся на составе поэзии Белого революционной эпохи 1917—1921 годов и ее развитии в целом. По плану Белого сборник «Золото в лазури», существенно переработанный и дополненный родственными мотивами из других книг поэта, должен был стать первой частью его «романа в стихах», «Пепел» и «Урна», тоже переработанные, составить вторую часть, а произведения революционных лет, вместе с предваряющей их книгой «Королевна и рыцари», увидевшей свет только в 1919 году, должны образовать заключительную часть трилогии.

Непосредственно в революционную эпоху 1917—1921 годов Белым были написаны и изданы книга стихов «Звезда» (два издания — 1919 и 1922 годов, в которые были включены и стихотворения предреволюционного периода), поэмы «Хрис­тос воскрес» (1918) и «Первое свидание» (1921, 1922), сборник «Стихи о России», в который вошли и дооктябрьские стихотворения поэта. Книгу стихов «После разлуки» (1922) можно, вероятно, считать одновре­менно и эпилогом всей поэтической трилогии Белого, и ее заключи­тельной части.

Сборник стихов «Королевна и рыцари» в определенном смысле, а именно в смысле развития идеи и образа Вечной Женственности, явился для Белого примерно тем же, чем были для Блока «Стихи о Прекрасной Даме», однако с тем существенным различием, что Блок «Стихами о Прекрасной Даме» начинал свою лирическую трилогию, а Белый книгой «Королевна и рыцари» предварял заключительную часть своего «романа в стихах», уже являясь к этому времени автором едва ли не лучших своих поэтических книг — «Золота в лазури», «Урны» и особенно «Пепла». В первых трех книгах Белого тема интимной любви к женщине в ее лири­ческом выражении не занимала сколько-нибудь важного места и не играла в их духовно-нравственной и эстетической проблематике сущест­венной роли. В немногих стихотворениях «Золота в лазури» и «Урны», затрагивающих тему любви к женщине, эта тема раскрывалась, как правило, в житейском, психологическом плане и не соотносилась с идеей Вечной Женственности и рыцарским служением этой идее.

В книге стихов «Королевна и рыцари» идея Вечной Женственности в поэзии Белого начинает обнаруживать тенденцию к интимно-личному и конкретно-образному, чувственному воплощению, чему, вероятно, в зна­чительной степени способствовала встреча поэта в 1909 году с А. А. Тур­геневой, с Асей, как он ее называет, и сильное, глубокое чувство любви к ней. По свидетельству самого Белого, цикл «Королевна и рыцари» начался для него со стихотворения «Родина» («Наскучили старые годы…») напи­санного под влиянием знакомства с А. А. Тургеневой. «В первые дни по приезде в Москву из Бобровки я встретился с Асей Тургеневой < .> —вспоминал позднее Белый.—Она стала явно со мною дружить; этой девушке стал неожиданно для себя я выкладывать многое; с нею делалось легко, точно в сказке < .> она мне предстала живою весною; когда оставались мы с нею вдвоем, то охватывало впечатление, будто встретились после долгой разлуки; и будто мы в юном детстве дру­жили < >

В зеленые сладкие чащи

Несутся зеленые воды.

И песня знакомого гнома

Несется вечерним приветом:

«Вернулась ко мне мои дети

Под розовый куст розмарина».

Розовый куст — распространяемая от нее атмосфера,— пояснял Белый эти строчки из стихотворения «Родина».— Стихотворение написано в апреле 1909 года; оно— первое в цикле, противопоставленном только что вышедшей «Урне»: тематикою и романтикой настроения .»1

В стихотворении «Родина» из цикла «Королевна и рыцари» содер­жался родственный Блоку смутный намек на связь мотива женственности с образом России. В книге «Королевна и рыцари», состоящей из стихо­творений, названных поэтом «сказками», мотив интимной любви к женщи­не еще не был выражен непосредственно и оказался скрытым под харак­терной для Белого маскарадно - аллегорической символикой: любимая женщина представлена здесь в образе королевны, ждущей, когда «ясный рыцарь», вернувшись «из безвестных, безвестных далей», освободит ее от плена в замке «рыцаря темного» и «развеет злую тень»:

О королевна, близко

Спасение твое:

В чугунные ворота

Ударилось копье!

То, что в цикле «Королевна и рыцари» ощущалось как нечто под­спудное, скрытое под маскарадно - аллегорической символикой, в книге стихов «Звезда» предстало и в своем непосредственном виде: вместо «ясного рыцаря» появился сам поэт со своими чувствами, переживания­ми и мыслями, вместо королевны — Ася Тургенева, которой адресованы многие стихотворения этой книги.

Лирический герой книги стихов «Звезда» считает себя активным проводником вселенского, огненного, духовного начала, позволяющего ему смотреть на себя как на предтечу нового воскрешения Христа в душах людей о чем, в частности, Белый говорит в стихотворении ««Я»» (декабрь 1917), предвосхищая проблематику поэмы «Христос воскрес»:

В себе, - собой объятый

(Как мглой небытия), -

В себе самом разъятый,

Светлею светом «я».

В огромном темном мире

Моя рука растет;

В бессолнечные шири

Я солнечно простерт, -

И зрею, зрею зовом

«Воистину воскрес» -

В просвете бирюзовом

Яснеющих небес.

«Я» — это Ты, Грядущий

Из дней во мне — ко мне —

В раскинутые кущи

Над «Ты Еси на не-бе-си!»

Залогом духовного воскрешения людей, как об этом говорится в стихо­творении «Тела» (декабрь 1916), Белый считает жертву телесного, тварного, беспламенного, бессмысленного и эгоистического существо­вания во имя торжества духа. Жертвы и подвига духовного поэт требовал не только от себя, но и от других людей, и в первую очередь от тех, кто ему был в чем-то близок. Такая требовательность Белого сказалась не только в его взаимоотношениях с Блоком, но и с другими, близкими ему современниками, в частности с Вяч. Ивановым, которому он в 1917 году писал: «Весь мой упор против Тебя невыразим логически: мне претит весь строй Твоей жизни — эгоистический, комфортабельный; мне претит Твоя жизнь, поскольку я извне ее созерцаю; без Любви, без Жертвы все Твои духовные алкания кажутся мне утонченной деталью к «ананасу в шампан­ском». Где подвиг Твой? Где жертва Твоя? < .> Нет у Вас правды, нет у Вас подвига! Мне очень трудно выразить это Тебе в глаза, ибо Ты всегда очаровываешь душевным богатством и блеском таланта, и душевной добротой; но я знаю, что Ты духовно нищ, духовно не добр».