Второй учебный год в Петербурге не принёс почти ничего нового. Расходы возросли, и Владимир Галактионович был вынужден тратить все силы, добывая средства к существованию. Основной заработок составляла корректура. Работать приходилось в таких ужасных условиях, что даже железный организм Короленко стал сдавать. В часы печального раздумья он всё чаще и чаще приходил к выводу о необходимости изменить образ жизни.

Компания студентов – земляков к тому времени распалась. Товарищ Короленко – Демьян Иванович Мочальский предложил ему бросить Петербург, уехать в Москву и поступить в Петровскую академию. Короленко взял расчёт в корректорской, попрощался с матерью и уехал.

В Москву Владимир Галактионович привёз все свои разочарования и размышления. В новой обстановке всё это постепенно изживалось под влиянием не только новой товарищеской среды, но и новых условий студенческого быта. Короленко потом вспоминал, что с первого дня появления в академии на него точно повеяла «струя свежего воздуха, и прежде всего в прямом, не переносном смысле»[2].Само здание академии, с её парками, аллелями, обилием света, воздуха, зелени – всё это ободряюще действовало на него. «С этого времени начинается для меня новый период жизни и новое настроение»[3].

Короленко стал аккуратно посещать лекции, составлять учебные записки и не без удовольствия почувствовал себя «неплохим студентом». Всё это сказалось по окончании учебного года – он отлично выдержал все экзамены, перешёл на второй курс. Владимир Галактионович начал бывать на студенческих сходках, которые происходили по ночам на дачах, где жили студенты. На этих сходках читались нелегальные издания, распевались революционные песни.

Перелом в настроении Короленко наметился в конце учебного года. Немалую роль в этом сыграло его знакомство с бывшим офицером, слушателем Военно-инженерной академии В.Н. Григорьевым. Революционно настроенный Григорьев, увлечённый славой Петровской академии, решил бросить Инженерную академию и стать студентом – петровцем. Настроения Короленко были понятны Григорьеву, и даже были ему знакомы. Из этих настроений он сделал выводы, что не следует отстраняться от общественной жизни и что необходимо бороться против всех встречающихся в действительности мерзостей.

Вокруг Григорьева быстро сгруппировался студенческий кружок. Короленко стал его деятельнейшим участником. Теперь он – постоянный участник нелегальных собраний, неизменный оратор. Владимир Галактионович вступил в нелегальную студенческую кассу взаимопомощи, был выбран библиотекарем нелегальной студенческой библиотеки. Он быстро стал заметной фигурой среди петровцев.

Подъём революционного движения сразу же отразился на настроении студентов Петровской академии. На собраниях многочисленных тайных кружков горячо обсуждались вопросы теории и практики революционных движений. Короленко участвовал в общемосковских сходках, где он встречался со студентами университета высшего технического училища.

Вскоре Владимир Галактионович заметил, что дело вовсе не ограничивается одной лишь проповедью новых идей. Многие его знакомые студенты покинули академию, университет и ушли «в народ». Вместе с другими энтузиастами Короленко решил «идти в народ» и отдать свои силы для его освобождения.

В разгар этих событий Короленко перешёл на третий курс академии. Теперь он был преисполнен бодрости, веры свои силы. И когда на его голову посыпались первые удары, он оказался в состоянии встретить их с мужественной твёрдостью.

Рост революционного движения среди студентов вызвал ответные меры со стороны академического начальства. Всё начиналось с мелочей «за неостриженные волосы, за непочтительную позу при разговоре с начальством». Вскоре студенты, жившие в номерах, стали замечать, что в их отсутствие кто-то осматривает комнаты. А затем разразились события, взволновавшие всё передовое студенчество.

В Петровской академии было несколько студентов, которых разыскивали жандармы и их решили изловить с помощью академического начальства, которое согласилось на этот политический акт. Студентов стали задерживать прямо в канцелярии и передавать в руки жандармов. Эти позорные действия вызвали бурное негодование студенчества. На многочисленных собраниях петровцы протестовали против охранной практики академического начальства. Короленко выдвинулся в этих собраниях наиболее решительно. Его речи, прекрасно аргументированные, были убедительны. Единодушно было решено заявить дирекции коллективный протест.

Но по вопросу содержания протеста голоса разделились. Большинство студентов выступило против внесения элементов политики, хотя всем было ясно, что действия инспекции уже сами по себе были актом политическим. Меньшинство во главе с Короленко и Григорьевым, настаивало на внесении в протест политических моментов. Спор принял резкий характер. Владимир Галактионович заявил на собрании, что он вместе с Григорьевым составит и подпишет адрес и подаст его начальству. Он действительно составил заявление на имя дирекции. Григорьев одобрил этот текст и тоже подписал его. Ещё было собрано семьдесят девять подписей.

13 марта 1876 года Короленко и Григорьев явились к директору и вручили протест. Ознакомившись с его содержанием, директор отказался обсуждать этот документ с делегатами и переслал его министру Валуеву.

Слухи о событиях в Петровской академии облетели все высшие учебные заведения Москвы и проникли в Петербург.

24 марта Короленко и его товарищи были исключены из академии, арестованы и заключены в полицейский участок Басманной части. В подвальной сырой и зловонной камере Владимир Галактионович Короленко начал свой долгий путь гонений, арестов и ссылок. Ему было тогда двадцать два года. Он был выслан из Москвы на один год в Вологодскую губернию. Прибывшие в Басманную часть жандармы доставили его на Ярославский вокзал.

Два года назад Короленко приехал в Москву в поисках новых берегов. Эти годы оказали решающее влияние на всю его жизнь. В Москве Владимир Галактионович покончил с настроением первых петербургских лет, он обрёл внутренний мир. Теперь он уже знал, что такое борьба за идеалы человечества и за свободу родного города.

В первую ссылку он уходил полный бодрой веры в правоту революционного дела. Больше того, где-то в глубине сознания он явно чувствовал гордость за своё пребывание в стане борцов за великие идеалы.

Первая ссылка не была продолжительной. После хлопот родных в Петербурге Короленко был освобождён от пребывания в Вологодской губернии и выслан на Родину под надзор полиции. Но так как в Житомире никого из родных уже не было, ему разрешили отбыть годичный срок надзора в Кронштадте, по месту жительства матери. Городом управляли моряки, люди чуждые полицейскому крючкотворству. Они отнеслись к нему сочувственно и помогли устроиться на работу. Политический ссыльный стал работать чертёжником в Минном офицерском классе.

Годичная ссылка в Кронштадте прошла быстро. Освобождённый от политического надзора Короленко вместе с семьёй переехал в Петербург.

Владимир Галактионович обратился с ходатайством о восстановлении его в звании студента третьего курса Петровской академии. Вначале совет удовлетворил эту просьбу, но потом, сославшись на его политическую неблагонадёжность, разрешение было отменено и в приёме отказано. Пришлось поступать студентом в Петербургский горный институт. Поскольку основная забота о семье лежала на Владимире Галактионовиче, ему пришлось усиленно работать ночным корректором в газете «Новости», где и была напечатана его первая заметка.