20 июня Дмитрий въехал в Москву, а уже 23-го Шуйского схватили за крамолу. Донесли, что он объявил торговому чело­веку Федору Коневу и какому-то Косте лекарю, что новый царь — самозванец, и поручил им разглашать об этом тайно в народе. Дело, однако, быстро вышло на­ружу, и Дмитрий велел судить Шуйского Земскому собору. По свидетельству на­ших летописей, князь Василий в этих труд­ных обстоятельствах едва ли не впервые в жизни показал, что он способен быть твердым. Он не только не отрекся от своих слов, но и даже под пыткой продолжал повторять, что под личиной Дмитрия скры­вается самозванец. Он не назвал никого из своих соумышленников и был один при­говорен к смертной казни: братьев его лишили только свободы. По некоторым иностранным известиям, Дмитрий сам оспаривал Шуйского и уличал его в кле­вете, причем говорил с таким искусством и умом, что весь собор был приведен в изумление, 25 июня назначено было для исполнения приговора. Шуйский был вы­везен к плахе, уже прочитана была ему сказка, или объявление вины, уже про­стился он с народом, объявив, что умира­ет за правду, за веру и народ христианс­кий, как прискакал гонец с объявлением помилования. Казнь заменена была ему ссылкой в Галицкие пригороды, все име­ние Шуйских отобрали в казну.

Но уже 30 июля, венчаясь на царствие, Дмитрий объявил прощение всем опаль­ным. В числе прочих вернулись и Шуйс­кие, которые, кажется, даже не успели доехать до места ссылки. Им было воз­вращено боярство и все их вотчины. Ут­вердившись в прежней власти, князь Ва­силий Иванович немедленно возобновил и свои интриги. Но теперь он действовал осторожнее и готовил переворот более тщательно.

Между тем Дмитрий позволил жениться и ему и князю Мстиславскому. Князь Василий, которому было уже за пятьде­сят, поспешил обручиться с молодой княж­ной Буйносовой-Ростовской. Дело загово­ра также продвигалось вперед. К нему пристали князья Василий Васильевич Го­лицын и Иван Семенович Куракин. Бояре положили между собой прежде всего убить царя, а потом уже решать, кто из них будет править. При этом поклялись, что но­вый царь не должен никому мстить за пре­жние обиды, но по общему совету управ­лять Российским царством. Условившись с знатными заговорщиками, Шуйский стал подбирать других, из народа, успел при­влечь на свою сторону 18-тысячный отряд новгородского и псковского войска, сто­явший возле Москвы и назначенный к по­ходу на Крым. Ночью собрались к князю Василию бояре, купцы, сотники с пятиде­сятниками из полков. Шуйский объявил им о страшной опасности, которая грозит Москве от царя, преданного полякам, пря­мо открылся, что самозванца признали истинным Дмитрием только для того, что­бы освободиться от Годунова, думали, что такой умный и храбрый молодой человек будет защитником православной веры и старых обычаев, но вместо того царь лю­бит только иноземцев, презирает святую веру, оскверняет храмы Божие и, наконец, женится на поганой польке. "Если мы, — продолжал Шуйский, — заранее о себе не помыслим, то еще хуже будет. Я для спа­сений православной веры опять готов на все, лишь бы вы помогли мне усердно: каждый сотник должен объявить своей сотне, что царь самозванец и умышляет зло с поляками; пусть ратные люди сове­туются с гражданами, как промышлять делом о такой беде; если будут все заод­но, то бояться нечего; за нас будет не­сколько сот тысяч, за него — пять тысяч поляков, которые живут не вместе, а в разных местах".

Но заговорщики никак не надеялись, что большинство будет за них, поэтому условились по первому набату броситься во дворец с криком: "Поляки бьют госуда­ря!" — окружить Дмитрия, как будто для защиты, и убить его. В ночь с 16 на17 мая 1606 года в Москву вошел отряд, привле­ченный на сторону заговорщиков; он за­нял все 12 ворот и не пускал уже никого ни в Кремль, ни из Кремля, Около четы­рех утра ударили в колокол на Ильинке, у Ильи Пророка, на новгородском дворе, и разом заговорили все колокола московс­кие. Толпы народа хлынули на Красную площадь; там уже сидели на конях бояре и дворяне, числом до двухсот, в полном вооружении. Не дожидаясь, пока соберет­ся много народу, Шуйский в сопровожде­нии одних приближенных въехал в Кремль через Спасские ворота, держа в одной руке крест, в другой меч. Подъехав к Ус­пенскому собору, он сошел с лошади, при­ложился к образу Владимирской Богома­тери и сказал окружавшим: "Во имя Божие идите на злого еретика". Толпы дви­нулись ко дворцу. Дмитрий, узнав в чем дело, перебежал по галерее к каменному дворцу, хотел по подмосткам спуститься на землю, но упал с высоты 15 сажен на двор и сильно разбился. Стрельцы, не бывшие в заговоре, подобрали его, сна­чала не хотели отдавать, но лотом всту­пили в переговоры с восставшими. В то время как страсти все более накалялись, некто Григорий Валуев подскочил к ране­ному и застрелил его.

После того как цель заговора была достигнута, Шуйскому потребовалось мно­го сил, чтобы остановить своих разошед­шихся сторонников. Семь часов кряду в городе шла резня. По одним известиям поляков было убито 1200 или 1300 чело­век, а русских — 400, по другим — одних поляков 2135 человек, иные же полага­ют — 1500 поляков и 2000 русских.

Во время царствования.

Несмотря на то, что восстание было поднято во имя православной веры и Рус­ской земли, в народном сознании оста­лось мнение, что совершилось нечистое дело, Многие в Москве были за Дмитрия, многие взялись за оружие при известии, что поляки бьют царя. Увидев теперь его изуродованный труп, они не могли не ис­пытывать разочарования. Тем временем заговорщики начали думать, как бы с со­гласия всей земли избрать нового госу­даря. Надо было избирать также и патри­арха, так как прежнего патриарха Игна­тия, сторонника Дмитрия, свели с престо­ла в тот же день,

19 мая в 6 часов утра купцы, разно­счики, ремесленники собрались на Крас­ной площади. Бояре, придворные чины и духовенство вышли к народу и предложи­ли избрать патриарха, который должен был стоять во главе временного прави­тельства и разослать грамоты для собра­ния людей из городов. Но на предложе­ние бояр толпа закричала, что царь нуж­нее патриарха, а царем должен быть князь Василий Иванович Шуйский. Никто не ос­мелился возразить толпе, только что по­казавшей свою силу убийством Дмитрия, и Шуйский был даже не избран, а, по удач­ному выражению современника, выкрик­нут на царство.

Исполняя обещание, данное товари­щам своим по заговору. Шуйский цело­вал крест в Успенском соборе, что без бо­ярского суда отныне никого не пригово­рит к смерти, что не будет отбирать вот­чины и имущество у родственников пре­ступника, что не будет слушать доносов, а будет управлять страной с общего со­вета бояр. Повсюду разосланы были грамоты с перечислением преступлений уби­того Дмитрия, правда, большей частью ожидаемых, чем совершенных. Писали о его тайных обещаниях королю относитель­но передачи спорных земель, о намере­нии ввести католичество, о желании пе­ребить всех бояр. От имени царицы Мар­фы и Михаила Нагого разослана была осо­бая грамота, в которой те прямо отрека­лись от Дмитрия и объявляли его само­званцем.