Итак нравственный закон опирается исключительно на разум. В той же книге Кант пишет: “Чистый разум сам по себе есть практический разум и дает (людям) всеобщий закон, который мы называем нравственным законом”.[32]Этот закон - суждение разума ; в “Основах метафизики нравственности” Кант указывает, что “он - априорное синтетически-практическое положение”.[33]Из “Критики чистого разума” мы знаем о том, какими свойствами обладают и как возможны априорные синтетически-теоретические суждения. В разделе “Как возможен категорический императив?” только что цитированного произведения он пишет : “Это категорическое долженствование представляет собой априорное синтетическое положение, потому что в добавок к моей воле, на которую воздействуют чувственные влечения, присовокупляется идея той же, но принадлежащей к умопостигаемому миру чистой, самой по себе практической воли, которая содержит высшее условие первой воли согласно с разумом; это примерно так, как к созерцаниям чувственно воспринимаемого мира присовокупляются понятия рассудка, сами по себе не означающие ничего, кроме формы закона, и благодаря этому делают возможными априорные синтетические положения, на которых основывается все познание природы”.[34] Об основном законе чистого практического разума Кант в «Критике практического разума» говорит: “Но для того, чтобы рассматривать этот закон без ложных толкований как дан­ный, надо заметить, что он не эмпирический закон, а единственный факт чистого разума, который провозглашается, таким образом, как первоначально законодательствующий разум”.[35] Таким обра­зом, этот закон дан нам как факт; при этом он дан как факт особого рода - факт разума. Как же мы можем не считаться с такого рода фактом?

Долг

Если нравственный закон дан нам как факт разума, значит он должен оказывать на нас непосредственное воздействие. Каким об­разом осуществляется это воздействие? В «Критике практического разума» написано: “Моральный закон . есть императив, который повелевает категорически, так как закон не обусловлен; отношение воли к этому закону есть зависимость, под названием обязательно­сти, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение одним лишь разумом и его объективным законом, и которая назы­вается поэтому долгом .”.[36]

Таким образом, присутствие в нас нравственного закона мы ощущаем в виде веления долга. Согласно Канту, долг нельзя ставить на одну доску с чувственными влечениями; он явление совсем дру­гого, «высшего» порядка. Он кардинально отличается от них как с точки зрения характера воздействия на нас, так и в отношении своего метафизического статуса. “Максима себялюбия (благоразу­мие) только советует, закон нравственности повелевает. Но ведь большая разница между тем, что нам только советуется, и тем, что нам вменяется в обязанность”.[37] Кроме того, если при удовлетво­рении какого-нибудь влечения мы испытываем удовольствие, то выполнение нами долга не сопровождается ни удовольствием, ни страданием. Долг «выше» всего чувственного; он расположен в со­всем другой плоскости, имеет совсем другой источник. По Канту, если совершив какой-нибудь поступок, пусть даже самый благовид­ный, человек испытал при этом удовольствие, то это верный при­знак того, что он совершил его не из уважения к нравственному закону, а потакая какому-нибудь своему (может быть, не осознан­ному) влечению. Возьмем еще одну цитату из «Критики практиче­ского разума»: “Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушило бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавли­ваешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение) ; перед тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне и противодействовали, - где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе?”.[38]

Где? Ответ Канта на этот вопрос нам уже известен: в ноуменаль­ном мире, к коему причастны и мы как существа разумные. Именно оттуда исходит голос практического разума в виде категорического императива, в виде безусловного повеления долга. Остается лишь осознать всю радикальность этого ответа Канта. Ведь если основной закон чистого практического разума и нравственный закон - одно и то же, то это значит, что вся наша нравственность имеет чисто ноуменальное происхождение; в ней нет ничего феноменального, ничего природного. И наоборот: в нашей природе нет ничего нрав­ственного! Другими словами, поскольку мы существа ноуменаль­ные, постольку мы нравственны; поскольку же мы существа природные, постольку мы безнравственны. Следовательно, всегда, когда мы поступаем согласно нашей природе, когда мы подчиняемся природной причинности, мы поступаем аморально. Это весьма сильное заключение, способное вызвать и действительно вызвавшее недоумение и несогласие многих. И однако тезис о несовместимости природы и нравственности является краеугольным камнем кантовской этики. Нравственность Кант связывает со свободой. Именно в нравственном законе он видит основание той «причинности, кото­рая не есть явление, хотя результат ее находится тем не менее в явлении», причинности, связанной не с природой, а со свободой.

Этические категории

Свобода и воля

Теперь мы лучше можем понять, что такое, по Канту, свобода. В «Критике практического разума» он пишет: “Так как чистая фор­ма закона может быть представлена только разумом, стало быть, не есть предмет чувств и, следовательно, не относится к числу явле­ний, то представление о ней как определяющем основании воли отличается от всех определяющих оснований событий в природе по закону причинности, так как в этом случае определяющие основа­ния сами должны быть явлениями. Но если никакое другое опреде­ляющее основание воли не может служить для нее законом, кроме всеобщей законодательной формы, то такую волю надо мыслить совершенно независимой от естественного закона явлений в их взаимоотношении, а именно от закона причинности. Такая незави­симость называется свободой в самом строгом, т. е. трансценденталь­ном смысле”.[39] В «Критике чистого разума» сказано: “Свобода в практическом смысле есть независимость воли от принуждения импульсами чувственности”.[40] Как видим, Кант определяет свободу как независимость от закона природной причинности, от «принуж­дения» со стороны чувственности. Это отрицательное определение свободы. Здесь свобода выступает как негативная свобода, как «сво­бода от .». Кант это прекрасно понимает и пишет: “Но эта незави­симость есть свобода в негативном смысле, а собственное законодательство чистого и, как чистого, практического разума есть сво­бода в положительном смысле”.[41] Таким образом, позитивная свобода, «свобода к .», определяется Кантом как добровольное подчинение нравственному закону. Это положительное определение свободы.