Данные повести могли стать итогом и личных переживаний И.С.Тургенева. В эти же годы начинается полемика писателя с А.И.Герценом, с которым Тургенев окончательно расходится в политических убеждениях; волнения в связи с вызовом в Сенат в 1863 году по делу “о лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандиствми”. (В случае неявки в Сенат Тургеневу кгрожала конфискация всего имущества. За связь с Герценом и “Колоколом” Тургенев мог поплатиться заключением и ссылкой. Он готов был остаться навсегда за границей, чтобы избежать репрессий); разгар журнальной полемики вокруг “Отцов и детей”, доставившей Тургеневу немало волнений; разрыв с “Современником”, личные переживания в связи с тем, что пришлось уйти из журнала, с которым было связано много дорогого, порвать старые связи. Если вспомнить еще, что как раз в январе 1863 года Тургенев испытал глубокое потрясение, узнав от врача об обнаруженной у него опасной болезни (диагноз, как оказалось впослествии, был поставлен неверно), то, понятно, всего этого вполне достаточно, чтобы объяснить, почему Тургенев пережил в этот период тяжелый душевный кризис, может быть самый острый из всех, что пришлось ему когда-либо испытать.(XVIII, 241) Им овладели тяжелые мысли об обреченности всего человеческого перед лицом вечной и равнодушной природы, о конечной бессмысленности, тщете человеческих дел, стремлений, надежд.

Не последнее место среди всех этих причин занимают и научно-философские интересы И.С.Тургенева. Герой Тургенева Литвинов («Дым») так определяет своеобразие общественно-научной жизни: «…Все учатся химии, физике, физиологии – ни о чем другом и слышать не хотят…»(LXXVIII, T.9, 317) Сказанное было справедливо, но не совсем точно отражало сущность процессов, происходивших в научно-философской жизни второй половины XIX века.

В истории науки вторая половина XIX века ознаменовалась не только расцветом естествознания, медицины, экспериментальной физиологии, психологии. Это была эпоха преобразования в самом строе научного мышления, когда на смену донаучного знания приходило научное, основанное на эксперименте. Это был момент, когда логика потребовала от ученых шагнуть в совершенно неизведанную область изучения человека – психику – и признать действие на него психического фактора. Наиболее актуальной была идея бессознательного. Интерес к ней выходит за пределы собственно научного знания и заявляет о себе и в публицистике, и в художественной литературе.

Конечно, Тургенев не был ни медиком, ни физиологом, чтобы специально заниматься этими проблемами, но он был писателем, и поэтому не мог пройти мимо процессов и явлений, которые волновали современное ему общество. Возможно, интерес писателя в какой-то мере стимулировался его философским образованием. Нельзя забывать и того обстоятельства, что в последнее десятилетие жизни его окружали люди, увлеченные новыми идеями, а некоторые из его знакомых занимались этими проблемами профессионально. Дарвин, Сеченов, Шарко, И.Тэн – вот далеко не полный перечень имён, причастных к обсуждению или исследованию проблем психики и упоминаемых в письмах Тургенева тех лет. Есть основания думать, что он был достаточно ориентирован в научных идеях этих ученых. Он цитировал Дарвина, обсуждал со Стасюлевичем содержание номера журнала, где печаталась статья Сеченова «Элементы мысли». Известно, что Тургенев посещал лекции Сеченова по физиологии, принимал участие в переводе книги К.Д.Кавелина «Задачи психологии» и её публикации на немецком языке. По-видимому, Тургенев хорошо знал и основополагающие философские идеи психического и бессознательного. Тургенев состоял в переписке с французским филисофом-позитивистом, историком и теоретиком искусства И.Тэном, с философами и писателями Д.Льюисом и Р.Эмерсоном, был знаком с Г.Джеймсом, видным теологом, знал о работах В.Джеймса, философа и психолога, который возглавлял школу американской функциональной психологии, изучавшей наиболее субъективные психические феномены: эмоции и эмоциональные переживания, эмоциональную память. Тургенев лечился у знаменитого доктора Ж.Шарко. Создатель современной неврологии, он занимался разработкой психических проблем при исследовании психоневрозов и гипнотизма. Ж.Шарко и его школе наука обязана представлением об интегральном характере человеческой личности.

В нашем случае не так важно, какие из этих контактов имели решающее значение для писателя. Важно, что в эти годы в системе ценностных ориентаций писателя находились явления, идеи, процессы и имена, неуклонно подготавливавшие его художественное зрение к видению «таинственной» темы и оказавшие воздействие на пути развития его художественного творчества.

Новые научные идеи казались тогда столь неожиданными и смелыми, а научные открытия столь многообещающими, что получили резонанс во всех областях знания. Они послужили импульсом к развитию художественного мышления того времени. Это сказалось в расширении проблематики, в усиленной психологизации реалистической литературы, в активизации фантастических и детективных жанров, в зачатках импрессионистического изображения жизни, в поисках новых художественных форм, в расширении возможностей реалистического метода. У Тургенева установка к новым веяниям стала формироваться в начале 60-з годов. К 70-м годам писатель уже последовательно отстаивает правомерность художественного освоения психических процессов, воздействующих на человеческое сознание и поведение. Его внутренняя ориентация на таинственное, иррациональное, психическое была настолько глубокой, художническое восприятие мира было так обострено, что любой конкретный жизненный материал почти мгновенно перерабатывался им в это время под соответствующим углом зрения. По единодушному мнению тургеневедов, об усиливающемся интересе Тургенева к иррациональным стихиям, к явлениям внутренней жизни человека и возможности их словесной передачи свидетельствует наглядно и та авторская правка, которую он вносил в произведения.

В начале 60-х годов, декларируя будущую программу творчества, Тургенев заявил: «Никакого нет сомнения, что я либо перестану вовсе писать, либо буду писать не так, как до сих пор.» (LXXIX, T.V, 179) Опубликованный вслед за сделанным заявлением рассказ «Призраки», в известной мере программное произведение «таинственного» цикла, подтвердил, что писатель приступил к реализации своего творческого плана.

По мнению Л.Н.Осьмаковой, в «таинственных» произведениях Тургенев осваивал жизненный материал, новый и для себя, и для читателя. Своеобразие этого материала существенно повлияло на общий строй и тональность произведений. В «таинственных» повестях и рассказах писатель сосредоточил своё внимание на анализе переходных и текущих состояний, внутренняя связь и единство которых часто неприметны для внешнего взгляда. Тургенев обратился к художественному исследованию человеческой психики, к изображению явлений, которые были достоянием только врачей, к анализу того, что находится за порогом человеческого сознания и поступка, к анализу явлений настолько тонких, что грань их реальности, осознанности нередко колеблется и будто бы смещается к неправдоподобию. Актуальность этой темы, затронутой Тургеневым, через 6 лет после его смерти подтвердилась на I Международном психологическом конгрессе, когда на обсуждение были поставлены проблемы психического поведения человека в условиях гипнотиз-ма и наследственных воздействий. Но у Тургенева неправдоподобное, таинст-венное не было ни средством толкования действительности, её сопоставления или противопоставления идеалу, как у романтиков, ни художественным приё-мом для решения социальных проблем времени. Оно не было ни символом мира, чем стало впоследствии для модернистов, ни формой существования человека, как в литературе «потока сознания», ни фантастической моделью мира, как у научных фантастов XX века.