История русской педагогической мысли

Географическое положение на пересечении Европы и Азии, огромные размеры государства, лежащего в 12 часовых поясах, православная вера, сделавшая Мос­кву Третьим Римом, позволили английскому ученому А. Тойбни поставить Россию в один ряд с мировыми цивилизациями.

В Древней Руси подлинное образование неразрывно связано с православием. «Сверхцелью» педагогического процесса, не­разрывно связанного со всей жизнью обще­ства, выступало приобщение человека к Богу, направление его на путь истинный, на путь спасения. Эта цель могла быть достиг­нута как путем познания, так и путем дел (образа жизни). В православной традиции приоритет отдавался второму пути, хотя пер­вый не отвергался. Этот кодекс состоял из трех наук, или строений: то были строение душевное — учение о долге душев­ном, или спасении души, строение мирское — наука о гражданском общежитии и строе­ние домовое — наука о хозяйственном домо­водстве. Усвоение этих трех дисциплин и со­ставляло задачу общего образования в древ­ней Руси».

Рассудочное познание занимало соподчи­ненную роль как «внешнее» по сравнению с истинным «внутренним», обращенным к Богу и связанным с особым, «светлым» состоянием души. Основные усилия педагогики Древней Руси были направлены на то, чтобы помогать человеку овладевать христианскими доброде­телями и сверять свои дела и помыслы с хри­стианской нравственностью, что и являлось ис­тинной мудростью, в противоположность муд­рости чисто познавательной, не подкреплен­ной поступками и делами. Педагогика, вне за­висимости от социального положения челове­ка, как для князя, дружинника, так и для кре­стьянина с ремесленником, помогала челове­ку встать на путь истинный, не затрагивая вопросов его профессиональной подготовки. Древнерусская педагогика «душевного строе­ния» в «теоретических» обобщениях сосредо­тачивала свое внимание на мудрости христи­анского смирения и любви к Богу, что было необходимо для спасения души.

Неразрывное единство православия и все­го жизненного уклада, в том числе и педаго­гики, определило ее церковный характер. П.Ф. Каптерев определял данный период как период церковной педагогики.

Основные педагогические постулаты содержались в церковной литературе, в поучениях. Помимо системы знаний о мире, человеке в трудах Церкви, основное внимание уделялось нравственным ориентирам, помогающим поступать и мыслить согласно христианским нормам. В настоящее время в обыденном сознании произошло отделение церковных обрядов от требований окружающей жизни, в глазах многих в обрядах наличествует только сакральный смысл. Для наших далеких предков, в чью жизнь вера в Бога входила органически и без нее не мыслилась (дос­таточно вспомить многих святых и простых русских людей, отказавшихся отрешиться от Бога даже ценою своей жизни), обряды выступали и как очень мощные и эффективные средства православной педагогики, воздей­ствующие на эмоции и волю людей. Молит­вы помогали научиться вырабатывать нужный душевный настрой, исповеди приучали к самоанализу, к мысли о неотвратимости на­казания за грехи и поступки, посты, епитимьи, телесные наказания помогали укрощать плоть, смирять гордыню, вырабатывать стой­кость.

Эмоциональному началу педагогика Древ­ней Руси отводила, по сравнению с рассудоч­ным, причинно-следственным, ведущую роль в воспитании христианина.

Древнерусская педагоги­ческая традиция, не отвергая причинно-след­ственного, рационалистического способа позна­ния мира, прежде всего, ставила своей целью воспитание глубоко верующего человека, для которого единство помыслов, чувств, дел и воли определялось православными идеалами. В конце XVII — начале XVIII веков пет­ровские реформы свернули русскую школу с самобытного пути развития. Попытка рефор­мировать государственное устройство, придав ему вид хорошо отлаженного «механизма», оп­ределяющего все стороны жизни человека, в том числе и духовно-нравственную (церковь Петр I также попытался превратить в один из государственных аппаратов), объяснялась, прежде всего, стремлением «догнать» Запад­ные страны. Экономические достижения, раз­витие наук и искусств, а также сильная армия и государство — все это являлось притягатель­ным примером для подражания.

Реформы, затронув все стороны жизни го­сударства и общества, не могли не коснуться и системы образования. По мнению Д.И. Латышиной, «XVIII век занимает особое место в ис­тории образования в России: именно в этом веке была создана светская школа, сделана попытка организовать государственную систе­му народного образования, впервые были раз­работаны и применены на практике основы светского обучения и воспитания детей». Пет­ру I требовались профессионально подготов­ленные специалисты для различных областей государственной, военной и промышленно-тор-говой деятельности. Созданные по его инициа­тиве многообразные учебные заведения отли­чались друг от друга прежде всего по содер­жанию образования. Сами названия школ ука­зывают на это различие: архиерейские, адми­ралтейские, артиллерийские, гарнизонные, горнозаводские, медицинские, переводческие, типографские, цифирные и т.п. Необходимо отметить, что само слово «школа» становится широко употребляемым именно в это время, потеснив слово «училище», которым называ­лись учебные заведения на Руси до эпохи пет­ровских преобразований. Петру I не удалось создать сколько-нибудь стройную систему свет­ского образования. Отдельные академии, шко­лы, училища зачастую создавались под конк­ретную личность того или иного деятеля обра­зования. Соответственно, взгляды на цели, со­держание и организационные формы образо­вания были далеко не одинаковы. Проекты организации образования в России И.Т. Посошкова, Ф. Салтыкова, Ф. Прокоповича отлича­лись друг от друга так же, как и учебные заве­дения, созданные Л.Ф. Магницким, В.Н. Та­тищевым, пастором Э. Глюком.

Идеи западного Просвещения не были во­стребованы Петром I в полном объеме и глу­бине. Общегуманистический идеал человека, «общечеловеческая» культура, привносимая иностранным влиянием, сталкивались в Рос­сии, с одной стороны, с потребностью в «новых людишках государевых», имеющих светское образование, и с другой — с абсолютной импе­раторской властью. Поэтому не удивительно, что Петр I «просвещенных» людей готовил «же­лезную рукою». Он издает целый ряд высочай­ших указов, по которым за нарушение школь­ного режима предусматривались суровые на­казания, как для «недорослей» - учеников, так и для их батюшек. Ученику за побег из шко­лы грозила смертная казнь, а родителям за хо­датайство об отсрочке обучения своего люби­мого чада — ссылка.

По мнению академика РАО А.И. Пискунова, Петр I не только реформировал внешние государственные институты, но и замахнулся на глубинные основания государства Российс­кого. А.И. Пискунов утверждает, что: «Особен­ностью русского Просвещения стало не только стремление освободить человеческий разум от церковных догм, но и переосмысление самого христианского учения. От переосмысления уже сложившихся традиций в области духовной жизни русское Просвещение сделало шаг впе­ред к формированию новой национальной куль­туры в целом .». Данная оценка не мо­жет не вызывать удивления. Позволим себе не согласиться с уважаемым академиком. Подоб­ный «шаг вперед» совершенно по-другому оце­нивался историком В.О. Ключевским. Соглас­но его оценке, подобная «общечеловеческая» культура в России «воспринималась так, что не просветляла, а подменяла понимание род­ной действительности; непонимание ее сменя­лось равнодушием к ней, продолжалось пре­небрежением и завершалось ненавистью или презрением». Россия, несмотря на на­сильственную европеизацию, сохраняла куль­турную самобытность. Для подавляющего большинства населения, которое составляли крестьяне, духовно-нравственные идеалы, за­даваемые православием, оставались незыбле­мыми. Основные идеи образования западного общества, такие, как рационализм и индиви­дуализм, изначально отвергались российским менталитетом. Немецкий ученый Л. Люкс со­вершенно справедливо замечает, что «к восхва­лению автономной личности, начавшемуся на Западе с наступлением Нового времени, в Рос­сии с самого начала отнеслись отрицательно, видя в этом выражение человеческой горды­ни. Уравнение индивида и общества и проис­хождение отсюда требования одиночки к об­ществу ради обретения все больших прав для себя воспринимались в России как нечто без­нравственное».