Что же могло быть взято - сознательно или бессознательно из античного наследия для христианского образования? Самое основное - язык, логика, право, прикладные науки и медицина. Язык античного Рима стал общеевропейским письменным язы­ком. Его изучение удержало многие школы грамоты от краха и помогло открытию новых, правда, уже в монастырях. Оно спо­собствовало в дальнейшем установлению регулярной латинской школы в Западной Европе, что явилось огромным достижением, как для тех лет, так и в перспективе, ибо обусловило передачу и усвоение традиции и накопление в ней - в процессе ее трансля­ции - возникавших новшеств. Главным было то, что латынь с момента перевода на нее Библии стала обязательным сакраль­ным языком обучения. Сложившийся в античности язык нес внутри самого себя систему понятий, выражений, конструкций, не исчезнувших, несмотря на вульгаризацию латыни, происшед­шую в начале раннего средневековья. Кроме того, само обучение латыни почти повсеместно шло с использованием позднеантичных пособий, включавших пространные цитаты из классических авторов и требовавших знания сюжетов античных произведений. Лишь самые большие сторонники строгости и чистоты веры и церкви - типа Григория Великого - решались отрицать и эти пособия, ограничивая обучение текстами Священного Писания и утверждая, что и законы речи, и грамматика подчиняются воле Божьей, а не наоборот.

Сходной была и роль греческого языка, в восточных регионах христианского мира успешно конкурировавшего с латынью. Греческий язык с развитой древнегреческими философскими школами терминологией и дефинициями прочно вошел в состав богословия, определив многие существенные стороны византий­ской образованности. Движение средневековой мысли и здесь происходило от дефиниции к дефиниции - свойство, отсутство­вавшее в библейские времена (в Библии почти нет дефиниций) и порожденное синтезом идей Ветхого и Нового Заветов с античным мыслительным наследием. Образованность мифопоэтического древнееврейского образования дополнялась греко-римской риторической системой мышления, давшей рождав­шейся средневековой философско-педагогической системе поч­ти все теоретические термины (значение которых, конечно, переосмыслялось). История глав философских школ перерастала в историю христианских епископских кафедр, а бородатые аскетичные греческие философы-язычники сменялись не менее аскетичными греческими священниками.

Через латинский и греческий языки в самый стиль мышления христианских педагогов проникла античная рационалистическая логика. Европейской средневековой педагогике соответствует сакрально-логическая (или логико-сакральная) теология. О Бо­жественном рассуждается с полным и строгим выполнением рациональных логико-юридических правил, и, наоборот, отвле­ченные абстрактные или даже вполне конкретные понятия и особенно их соединения, умозаключения и выводы, сделанные с их помощью, обставляются глубочайшей сакрализацией. Вполне в порядке вещей и в духе времени можно наблюдать эмоциональ­но насыщенные споры учителей теологии о сугубо философских понятиях, о разделениях видов и родов вещей, восходящих к Богу, и т. д. Соединение греко-римского мышления и раннехрис­тианского чувства породило такой странный, на наш взгляд, конгломерат."Наука добывается из глубин духа", - будет сказано в XI в. Римское право внесло свой вклад в сохранение античного наследия в структуре рационалистическо-систематического об­разования в Средние века - эпоху энциклопедий и правовых, теологических, естественно-научных, исторических и иных сво­дов. Через все Средневековье прошла красной нитью линия восприятия и использования римского светского частного граж­данского права для создания национальных европейских право­вых систем и правового образования, в том числе и церковно-канонического.

Человек переходной к Средневековью эпохи, естественно, не мог отбросить накопленное предшествующей эпохой научное наследие. Ему нужны были данные и математики, и геометрии, и астрономии и др. Но, рассматривая вопрос о преемственности наук, необходимо иметь в виду три очень существенных момен­та. Во-первых, в процессе кризиса и краха Римской Империи, переселений в течение веков новых племен, завоеваний и соци­альных катаклизмов многие достижения античной науки оказа­лись утрачены или искажены при их передаче и интерпретации. Во-вторых, эти искажения и до известной степени вторичная мифологизация науки были вызваны не только кризисом антич­ного мировоззрения и утратой им четкой картины мира, но и магической картиной мира родоплеменного сознания, господ­ствовавшего у многих народов, вошедших в контакт с Римом эпохи его падения и построивших на его руинах свои собствен­ные племенные государства. Такая природа их сознания сочета­лась не только с мистицизмом позднего Рима, но и с христиан­ским мировоззрением. Последнее, насквозь символичное, ос­мысляло в символической манере и весь окружающий мир, в том числе и достижения научного мышления, интерпретируя, в частности, процесс обучения математике с точки зрения пифаго­ровой мистики чисел, теперь уже связываемых с устройством вселенной христианским Богоми, отношение церкви и есть тре­тий существенный момент в преемственности обучения светско­му научному знанию, сконцентрировавшемуся вокруг так назы­ваемых свободных наук, т. е. грамматики, ритори­ки, диалектики (тривиум, трехпутье начального обучения) и арифметики, геометрии, музыки, астрономии (квадривиум, ма­тематическое четырехпугье к познанию высшей философии, т. е. богословия. После долгих споров эти науки устоялись и сохра­нились в средневековой педагогике наряду с семью рыцарскими добродетелями, семью механическими искусствами и т.^Дцна-ко многие деятели церкви все время с подозрительностью отно­сились к этим наукам. Даже "прирученные" и христианизиро­ванные они внушали им опасение. Наиболее сильно противо­действующая им тенденция проявилась в среде сирийских и византийских монахов - духовных учителей и наставников, не желавших примириться с сильным светским влиянием на обра­зование.

Спор о месте светских наук в образовании христианина упирался в вопрос о путях и средствах обучения. В период раннего средневековья формируются два полярных ответа на этот вопрос, которые просуществуют потом в веках, С первым ответом мы уже познакомились. Его можно сформулировать так: познание Бога достигается через познание сотворенного им мира, поступающее к человеку посредством данных ему чувств и проявляющее способности, знания и добродетели, скрытые в нем Господом. Образование пробуждает их. Первый ответ - это школьный вариант обучения. Второй же ответ отрицает возмож­ность познания Бога принятыми в этом, "дольнем", мире спосо­бами. Это то, что можно назвать "мистической педагогикой". Учащийся приходит к важнейшей для средневекового образова­ния цели - познанию Бога - не путем науки и веры, а путем веры и любви. И обучение, и воспитание достигаются через непосред­ственное общение с Богом, через Откровение. Снисходящая благодать рождает состояние боговдохновенности, кардинально перестраивающее человека. Второй ответ - это вне- и антишколь­ный вариант обучения, это вариант монашеской медитации и духовного отшельничества. В VI-VII вв. это течение было весьма распространено среди духовенства и представляло серьезную опасность для школьного варианта образования.