Новым моментом является очередной выход на авансцену национальной политики вооруженных сил. Военный режим генерала Первеза Мушаррафа не отменял конституцию, не вводил военного положения, однако именно ему принадлежит вся полнота власти.

Взаимоотношения между исламистами и армией в Пакистане всегда были неровными. Айнзб-хан на дух не принимал религиозные партии и вообще исламистов, хорошо понимая мотивацию их политики и плохо скрытое стремление к власти. Несмотря на собственную религиозность, он считал, что вера и религия должны быть отделены от политики. Примерно таких же взглядов придерживался и Яхья-хан. Исламисты при них были в оппозиции, а при Айюб-хане ДИ как инициатор преследований против секты ахмадийя в 1954г. подверглась довольно суровым репрессиям.

Сотни активистов ДИ были осуждены, а амиру партии маулане Маудуди был вынесен смертный приговор, позже, правда, отмененный Верховным судом.

Совсем другая ситуация сложилась при военном диктаторе Зия уль-Хаке. Он исповедовал ислам ДИ, и потому сразу же после переворота, в результате которого он пришел к власти, эта партия была привлечена в качестве главного консультанта в деле законодательной и прочей исламизации. Позже она стала младшим партнером военного режима. В течение одиннадцати лет ДИ выполняла функцию главного арбитра в вопросах, связанных с религиозными нововведениями. Эта сравнительно важная роль, однако, нисколько не уменьшила аппетитов ДИ. Она никогда не переставала думать о верховной власти, но прагматизм диктовал ей умеренность и послушание: сила армии была неизмеримо

больше возможностей партии. Положение младшего партнера даже давало определенные выгоды. Можно было, например, расправляться с наиболее серьезными пропагандистами светского пути развития руками военных, не беря на себя ответственность за репрессии.

Армия выдала ДИ карт-бланш в деле идеологической индоктринации населения. В качестве противопоставления принципам секуляризма и демократии идеологами ДИ выдвигалась так называемая «идеология Пакистана», состоявшая их четырех главных компонентов: 1) ислам - государственная религия, 2) урду - национальный язык, 3) Кашмир - неотъемлемая часть Пакистана, 4) сильная армия - гарант целостности и процветания страны.

Объявление ислама государственной религией должно было стать первым шагом на пути превращения Пакистана в исламское теократическое государство. Урду как национальный язык мыслился как средство подавления и постепенной ликвидации регионалистских тенденций среди коренного населения. Признание

Кашмира в качестве неотъемлемой части Пакистана должно было лишний раз продемонстрировать единство мусульман (в конце концов, это был единственный лозунг «идеологии Пакистана», не вызывавший разногласий. И потом ведь «К» в аббревиатуре «Пакистан» означал Кашмир). И наконец, пункт, касавшийся армии как гаранта целостности и процветания Пакистана, делал вооруженные силы одной из опор ДИ и способствовал утверждению среди офицерского состава идеи исламизации.

Задача исламской идеологизации общества, выполнение которой взяла на себя ДИ, была не из легких. История Пакистана, по версии ДИ, начиналась не в те доисторические времена, когда процветала цивилизация Гандхары и долины Инда (Мохенджо Даро и Хараппы), а с завоевания Синда омейядским военачальником Мухаммедом бин Касимом в VIII веке нашей эры, и вообще, Пакистан как в те далекие времена, так и сейчас — это часть Среднего Востока, но не Южной Азии. Какое-либо влияние индийской (индусской) культуры на культуру мусульманской общины отрицалось. В связи с этим классический танец как порождение культуры индуизма был запрещен, музыка и театральные постановки тоже практически попали под запрет. С раннего возраста детям преподавали арабский язык (как правило, очень плохо, так как учителями были местные муллы), а все, что было связано с этноисторическими корнями, напрочь отрицалось. Стоит задуматься над тем, что сегодняшние талибы-пуштуны в Афганистане - это как раз и есть продукт подобного рода обучения.

В настоящий момент пакистанское общество более чем когда-либо подвержено влиянию религиозного экстремизма. Демократия как форма общественного устройства всегда была весьма слабой в Пакистане,- а иногда явно. Даже в периоды гражданского правления декларируемые демократические ценности служили лишь прикрытием авторитаризма. Такой, в частности, была и власть Наваза Шарифа. Многие пакистанцы сегодня видят избавление от жизненных бед в исламской альтернативе. Это не значит, что на следующих выборах (когда и если они состоятся) они дружно бросятся голосовать за кандидатов от религиозных партий. Они уже демонстрировали способность отделять зерна от плевел, лозунги исламистов от их реальных возможностей. Однако нельзя не отметить, что общий настрой в отношении религиозных партий и вековых порядков меняется в пользу последних. Становится все более очевидным, что еще не пришло время хоронить законы традиционного общества. Именно во времена кризисов они восстают и заявляют о себе. Принцип «больше традиционного общества - меньше демократии» работает без сбоев.

Надо сказать, что после гибели Зия уль-Хака ДИ переживала нелегкие времена. Протекции центра она лишилась и стремление к власти могла теперь реализовать только через выборы, а этот путь не обещал ей ничего хорошего. 11-летнее безбедное существование под крылышком армии укрепило позиции конформистов, которые заявляли, что излишняя революционность только отдаляет партию от власти. Начался отток из ДИ фанатично настроенных элементов. Они присоединялись к различным множившимся джихадистским организациям, готовившим моджахедов для заброски в Кашмир и Афганистан.

Только в конце 90-х руководство партии осознало, что потеря революционного имиджа грозит ДИ превращением в политического маргинала. Поэтому после пленума 1997г. партия берет курс на привлечение в свои ряды массы новых членов, которым было обещано построение исламского государства даже с помощью крайних, революционных средств.

Новая революционность использовалась, однако, в основном для рекрутирования молодежи, но не против правящего режима. Даже правление Наваза Шарифа подвергалось сравнительно мягкой критике. В вопросе отношения к армии (после октября 1999 г.) ДИ и ее лидеры демонстрировали заметную умеренность.

С одной стороны, это был признак интеграции ДИ в истэблишмент, с другой - указание на то, что партия продолжает питать надежды на будущее сотрудничество с военными властями.

Переворот, совершенный 12 октября 2000 года генералом П. Мушаррафом, показал рискованность каких-либо долгосрочных прогнозов относительно настроений в армии. Следует признать, что широко распространенная точка зрения о нежелании армии после 1988 г. выполнять какие-либо неконституционные функции и активно участвовать в политическом процессе оказалась ошибочной. Несмотря на заявления двух предыдущих начштаба Мирзы Аслам Бега и Джехангира Карамата о том, что отныне армия сосредоточит все свое внимание исключительно на защите государственных границ, следующий военачальник генерал П. Мушарраф отмел эту точку зрения как устаревшую. Сторонники неучастия армии в политике и отказа от помощи гражданским властям во времена кризисов оказались в меньшинстве.