И в этом плане март 2005 года стал основоположником опасного для киргизского общества в целом явления – разрушения Идеи. Идеи сакральности власти в глазах народа, что в перспективе может привести к формированию таких политических традиций, как насильственное свержение действующей власти, если старая Идея не будет заменена новой.

Это привело к тому, что «граждане страны сейчас находятся в политической прострации и апатии, людей больше интересует решение собственных проблем. Причем, это происходит в условиях усиления миграционных настроений… это означает, что определенная часть граждан, находящихся в стране, не живет в ней, а скорее присутствует»[232].

Кроме того, после мартовской революции усугубились ряд проблем: в частности еще активнее продолжился процесс дегуманизация общественных отношений (характеризующийся разрушением традиционного института семьи; усилением враждебности в межсословных отношениях, а также нарастанием проблем в рамках взаимоотношений «город-село»; нарастанием отчужденности в межнациональных и межконфессиональных отношениях; инкорпорации преступных организаций в решении вопросов политики, экономики; заменой морали и нравственности индивидуальным и общественным меркантилизмом)[233].

Все сказанное привело к тому, что целый пласт безработных людей, составляющий высокий процент от общего числа граждан, выполняет деструктивную функцию. Появилась новая «профессия». «Пикетчик» – это сотни безработных мужчин и женщин, посещающие все митинги, в бессчетном количестве происходившие в разных регионах республики на протяжении двух лет. За определенную плату они берут в руки плакаты с теми лозунгами, которые диктует «заказчик». Одни и те же лица мелькают на проправительственных и оппозиционных митингах и пикетах[234].

Другой процент составляет огромное число молодых людей, промышляющих грабежом и разбоем. По сообщениям органов правопорядка, молодые люди, от безысходности едут из сел в города, где не найдя себе работы, объединяются в преступные группировки[235].

Интересен и тот факт, что народ на тех же митингах требует чего угодно: свержения существующей власти, принятия или смены того или иного политика, отказа от инициативы НIPC, но только не работы. Это говорит о том, что труд в связи с различными причинами (недостаточная поддержка государства, низкие заработные платы, премии и пенсии), а главное отсутствие идеологических мотиваций, теряет свою значимость у определенных групп людей, которые являются частью общества[236].

В целом, можно констатировать, что в течение всех лет начиная с момента независимости и в том числе, после мартовской революции, интересы социальных групп, что собственно и составляет энергию политических идей и действий, не были артикулированы ни в политическом действии, ни даже в экспертной рефлексии. Образно говоря, «народ» не знал, чего он хочет, предъявляя властям нечто, не большее, чем ведомость жизненных дефицитов и ностальгию по уходившему в прошлое социальному укладу.

Да и самого народа не было. Были южане, северяне, представители родов, демократы, пенсионеры, челноки, бизнесмены и много других, которые никогда не воспринимали себя как кыргызский народ.

Поэтому, к сожалению, никакой политики в действиях населения страны не было и не появилось ее и после мартовской революции.

Вывод.

Подводя итог можно сказать, что период времени прошедший с момента революции Тюльпанов в марте 2005 года по настоящий момент характерен:

· Продолжающимся негативным социально-экономическим развитием Кыргызстана.

· Усилением традиционалистских тенденций и устремлений, проявившееся прежде всего в приемственности свергнутому режиму и в политичческом сознании населения Киргизии.

· Усилением власти президента, в некоторых моментах даже больше чем во времена А.Акаева.

· Отсутствием иной политической силы способной взять на себя ответственность за развитие страны.

В указанное время, в основном произошел к возврат к типу и системе политического устройства, существовавшей до 24 марта 2005 года, что не позволяет говорить о каком-либо процессе политической модернизации с 2005 по 2008 годы.

В тоже время, процесс консервация режима и усиления политической власти президента страны К. Бакиева отчасти имел и положительный результат – в стране не повторилась ситуация на Украине, связанная с нескончаемыми конфликтами президента и парламента, что позволяет говорить об определенной стабильности режима.

По словам лидера оппозиционной политической партии «Ата Мекен» Темира Сариева: «Ситуация в Киргизии с 2005 года резко изменилась. Тогда, после «тюльпановой революции», народ рассчитывал, что новая власть проведет реформы и будет продвигать общество по пути дальнейшей демократизации. Но вместо этого произошло то, что мы сегодня и имеем: новое руководство, захватившее власть на волне народного недовольства, не только продолжает старую политику, но в каких-то антидемократических мерах превзошло ее. Президент всячески усиливает собственную власть и пытается установить авторитарный режим»[237].

Эта фраза была сказана Темиром Сариевым во время интервью, за 3 дня до парламентских выборов, которые его партия проиграла проправительственной партии «Ак-Жол». Что лишний раз подтверждает верность его слов и успех нового президента Кыргызстана Курманбека Бакиева в политическом строительстве.

Заключение.

В результате исследования, мы пришли к выводу, что, несмотря на активные социальные выступления в марте 2005 года против авторитарного режима А.Акаева, названные «революция Тюльпанов» и имевшие своей целью ускорить процесс политической модернизации страны, характер режима остался прежним. Современный Кыргызстан представляет собой копию режима А.Акаева с новыми персоналиями в лице высших государственных чиновников и отчасти бизнес-элиты (хотя в Кыргызстане эти две категории тесно взаимосвязаны). Такая преемственность объясняется тем, что:

· После мартовской революции, сохранилась прежняя система государственного управление, не менявшаяся с советских времен, основанная на региональном представительстве и клановости.

· Отсутствовала система рекрутинга кадров на высшие государственные посты новых людей и возможность социального «лифтинга».

· Население Киргизии не смогло выдвинуть консолидированного мнения относительно будущего развития Киргизии, кроме того, отсутствовал социальная прослойка, являющаяся традиционным проводником ценностей демократии, неприкосновенности частной собственности и политического равенства – средний класс

· Новая элита, пришедшая к власти в своем политическом видении будущего Киргизии не отличалась от старой и в большинстве своем не имела желания дальнейшей политической модернизации, боясь потерять власть.

· Отсутствовали сильные оппозиционные партии и течения, способные на конструктивный диалог с новой властью; способы, практика и желания принятия компромиссных решений.

· За столь короткий промежуток времени невозможно было изменить систему социального права и отношений, сложившуюся в Киргизии. В результате продолжила свое существование и все также остается актуальной прежняя система «неформальных отношений».