Еще один распространенный стереотип связан с мотивами, которыми руководствуется в своей деятельности революционное правительство. Многие преувеличивают роль идеологии как фактора, определяющего практические действия революционеров, особенно на радикальной фазе. Действительно, на первый взгляд, чуть ли ни все радикальные преобразования имели своим непосредственным источником те или иные идеологические доктрины. Однако при более внимательном анализе становится ясно, что функционирование революционных правительств определяется гораздо более сложным комплексом причин, а революционные силы, которые кажутся самыми идеологически детерминированными, как раз и оказываются самыми прагматичными.

Основным фактором, определяющим логику деятельности революционного правительства, являются не только, а часто и не столько, концептуальные представления о принципах эффективного и справедливого устройства общественной жизни, сколько практическая необходимость укреплять революционную власть, когда у нее нет устойчивой социальной базы, а экономика испытывает естественные для революционного процесса трудности. Для укрепления власти требуются усилия в двух направлениях. С одной стороны, это поиск источников финансирования революции, или, другими словами, финансовой базы революционного правительства. С другой стороны, это поддержание социальной базы, определение композиции и методов формирования и сохранения прореволюционных коалиций, на неустойчивость которых мы указывали выше. Чтобы выжить, революционные власти должны решать эти две противоречивые, но одинаково насущные задачи. Именно потребность в деньгах и в политической поддержке в решающей мере определяет действия правительства по конкретным вопросам, в том числе продовольственному, военному, аграрному и др.

Кроме того, по мере нарастания числа революций в истории человечества, опыт революционных преобразований сам становится значимым фактором практической политики. Стремление не повторять ошибок, которые приводили в прошлом к падению революционных правительств, часто оказывается более существенной детерминантой в принятии решений, чем сохранение чистоты идеологических принципов.

Даже столь беглый перечень основных факторов, влияющих на ход революции, демонстрирует принципиальную роль экономических процессов в формировании траектории «революционной кривой». Финансовый, а затем и более широкий экономический кризис сопровождает революцию на всем ее пути и выступает важнейшей детерминантой деятельности революционного правительства. Воздействие экономических сдвигов на положение различных слоев и групп в решающей степени предопределяет конфигурацию проре-волюционных коалиций. Наконец, революционный процесс подходит к завершению лишь тогда, когда в результате перераспределения собственности и экономической власти в обществе смогут сформироваться новые элитные группы. В целом само сходство протекания революционных процессов в разные времена и в различных странах во многом определяется общностью экономического цикла революций.

Тем не менее, экономическим вопросам в данном разделе не будет уделено особого внимания. Неразработанность этих вопросов в теории революции, необходимость масштабного анализа исторического опыта для доказательства самого тезиса о существовании революционного экономического цикла побудили нас специально рассмотреть эти вопросы. Здесь же мы будем затрагивать их лишь мельком и только в тех случаях, когда без них анализ политических и социальных аспектов революционного процесса будет невозможен.

2. Власть и безвластие умеренных

Первая стадия революции, которую традиционно связывают с приходом к власти революционного правительства, — это власть умеренных. Однако уже в трактовке этой стадии у К. Бринтона можно заметить, что она имеет сложную внутреннюю структуру и включает в себя несколько совершенно различных по своему характеру этапов: начиная с момента всеобщего единства, названного Бринтоном «медовый месяц» (и формально отнесенного им к первым стадиям революции до наступления власти умеренных), и кончая ситуацией двоевластия, которая также в полной мере не может быть отнесена к власти умеренных, поскольку в этот период они вынуждены делить ее с радикальными силами. Наша задача состоит в том, чтобы объяснить, каким образом и по каким причинам происходит столь решительное изменение ситуации — от торжества умеренных к их падению и радикализации революционного процесса.

Первоначальный момент всеобщего единства, который наступает после победы первого революционного натиска, обычно не привлекает особого внимания исследователей, более озабоченных дальнейшими перипетиями революционной борьбы. Мимолетный характер этого единства не вызывает сомнения, поскольку участники борьбы объединены лишь недовольством старым режимом и кратковременным взлетом революционного энтузиазма, но имеют совершенно разные позитивные программы. Бринтон не без сарказма описывает этот период: « .Партия революции победила. Мутные воды сомнений, дебатов и агитации мгновенно очищаются. Революция, едва начавшись, кажется завершенной. В Англии после того, как Долгий парламент избавился от Стратфорда и вырвал уступки у Короля; в Америке после Конкорда и Банкер Хилла, этой величайшей моральной победы; во Франции после падения Бастилии; в России после отречения царя — наступает короткий период радости и надежд, иллюзорный, но восхитительный медовый месяц этой несовместимой пары, Реального и Идеального».

Однако недооценивать значение этого периода было бы неправильно. Будучи по своей природе мимолетным и преходящим, он оставляет после себя иллюзии, которые живут несравнимо дольше его самого и серьезно влияют на всю политику умеренных. Поскольку при первом натиске революционных сил старый режим рассыпается как карточный домик, создается впечатление, что у него не оставалось никаких внутренних ресурсов, никакой серьезной опоры. Кроме того, широкое единство по вопросу о невозможности сохранения старых порядков умеренные ошибочно принимают за объединение вокруг конечных целей борьбы, а патриотический подъем рассматривают как долговременный фактор, на который можно опираться в реальной политике. Иллюзия безграничного кредита доверия в сочетании с уверенностью в наличии широкой коалиции революционных сил, готовых поддержать масштабные преобразования, а также существование еще достаточно работоспособного и, как правило, лояльного государственного аппарата — все это создает у новой власти ощущение собственной всесильности. Что бы ни происходило в реальности, умеренные на протяжении всего отпущенного им срока так и не могут избавиться от подобного рода иллюзий. Понятно, что это существенно снижает способность власти адекватно реагировать на возникающие проблемы.

Еще один фактор, ограничивающий свободу маневра умеренных, — их жесткая приверженность определенной программе общественного переустройства. С этой точки зрения они оказываются гораздо более индоктринированными, чем следующие за ними радикалы. Программа умеренных формируется еще в предреволюционный период, обычно она основывается на наиболее передовых религиозных и философских идеях, сформировавшихся в условиях старого режима, и освящена авторитетом видных мыслителей своего времени. Она вбирает в себя опыт других стран, более адекватно реагирующих на «вызовы времени». И, наконец, в той или иной форме в ней присутствует экономическая доктрина.