Воспользовавшись моментом, исполнительная власть закрепила свое доминирование в Конституции, в пожарном порядке разработанной и утвержденной всенародным референдумом, и надо признать, что новый порядок формирования системы государственной власти куда больше, чем прежний, соответствовал социальному облику сложившейся политической элиты. Поскольку единственная работоспособная форма организации чиновничества – это иерархическая вертикаль, то, согласно новому Основному закону, и центр тяжести властных полномочий приходился на исполнительную власть, которая формировалась фактически одним президентом. Представительной же власти оставлялись только косвенные рычаги – законотворчество, принятие бюджета, утверждение главы правительства, возможность вынесения вотума недоверия кабинету и т.п. В принципе, будь российский парламент буржуазным не только по форме, но и по содержанию, т.е. по составу, этих рычагов ему хватило бы за глаза, чтобы держать исполнительную власть в ежовых рукавицах. Буржуазия как класс неспособна воздействовать на власть иначе, кроме как методами косвенного принуждения, зато уж ими-то она владеет виртуозно. Недаром британский парламент вообще не нуждается ни в какой Конституции, для того чтобы осуществлять реальные властные полномочия.

Однако в том-то и дело, что все российские парламенты посттоталитарной эпохи были по своему составу преимущественно чиновничьими. Это касалось и Съезда народных депутатов РФ, и Госдум всех трех созывов. Так, в первой Госдуме выразителями интересов различных групп чиновничества являлись представители самых разных частей идейного спектра – КПРФ и АПР, с одной стороны, ПРЕС и отчасти "Выбор России", с другой, "Женщины России" и "Новая региональная политика", с третьей [Коргунюк 1999: 343]. Просто в одних случаях (ПРЕС и АПР) это было более очевидно, а в других (КПРФ или "Женщины России"*) – менее. В Госдуме второго созыва различные отряды бюрократии представляли как КПРФ со своими союзниками (АДГ и "Народовластие"), так и НДР с и "Российскими регионами" [Коргунюк 1999: 347], в Госдуме третьего созыва – КПРФ и АПДГ, а также "Единство", "Народный депутат", "Отечество – Вся Россия", "Регионы России" [Коргунюк 1999-2000]. В любом случае доля представителей бюрократии в российском парламенте всегда превышала две трети, т.е. составляла абсолютное большинство.

Чиновничество же плохо владеет косвенными рычагами, ему привычнее осуществлять прямое влияние. Будучи лишенным возможности непосредственно формировать государственную политику, оно фактически превратилось в нижестоящую инстанцию, регулярно вступающую в иерархический торг с инстанцией вышестоящей. Даже когда организованные в рамках КПРФ наследники партхозноменклатуры фактически контролировали нижнюю палату парламента, они продолжали вести себя по отношению к исполнительной власти как бюрократия второго ранга по отношению к бюрократии первого ранга. Просто, что бы там ни говорили коммунисты о необходимости парламентского контроля над исполнительной властью, на самом деле они не представляют другого способа управления страной, кроме существующего. Единственное, к чему они на самом деле стремились, это поменяться с правящим слоем чиновничества местами.

Излишне говорить, что и сам правящий слой бюрократии отнюдь не горел желанием попасть под парламентский контроль. В этом смысле более чем скромный успех на выборах в Госдуму первого созыва основных проправительственных объединений – "Выбора России" и ПРЕС – был ему даже на руку. Все-таки в "Выборе России" ведущие позиции занимали представители либеральной интеллигенции, и в случае его победы с ним неизбежно пришлось бы не только считаться, но и делиться властью. С преимущественно же чиновничьей Думой можно было договариваться и не имея в ней политического большинства – путем корпоративно-лоббистских сделок.

Да и сама организация правящего слоя бюрократии в этих условиях протекала не посредством партийных механизмов, а в форме создания "партии власти" – коалиции бюрократических кланов в центре и на местах. На выборах 1995 г. "партия власти" выступала уже без своего традиционного союзника – либеральной интеллигенции. У нее был собственный политический представитель – движение "Наш дом Россия", в которое поспешили записаться едва ли не все федеральные чиновники и руководители регионов. И пусть результаты НДР были не бог весть какими – 10 с небольшим процентов, позиций "партии власти" это не поколебало никак. На президентских выборах 1996 г. она наголову разгромила своего основного соперника – бюрократию партийно-советского образца. Разгромила потому, что "партия власти", в отличие от "народных патриотов", представляла чиновничество сегодняшнего, а не вчерашнего дня – то чиновничество, которое органично встроилось в новые реалии и не боялось открытой конкуренции, используя ее в своих интересах.

Впрочем, противостояние двух отрядов бюрократии не следует абсолютизировать. Верхушка КПРФ тоже проявила изрядную гибкость и нашла в существующей системе удобную нишу. Многие активисты и члены руководства Компартии, подобно представителям "партии власти", очень неплохо зарабатывали побочным бизнесом, а сама фракция КПРФ активно занималась лоббистской деятельностью в пользу определенных заинтересованных групп. Чего стоит хотя бы ее торговля с правительством по каждому бюджету. Так что борьба между двумя отрядами чиновничества никогда не велась на уничтожение, а представляла собой форму взаимовыгодного симбиоза.

Другое дело, что этот симбиоз очень дорого обходился стране. Его ценой был отказ от давно перезревших структурных реформ как в экономике, так и в социальной сфере. В результате экономическая политика, как и в годы застоя, сводилась к проеданию ресурсов, наращиванию внутреннего и внешнего долга, генерированию проблем с обслуживанием бюджетного дефицита. Чтобы хоть как-то исправить положение, правящий слой чиновничества был вынужден вновь и вновь допускать к кормилу власти "варягов" из числа менеджеров и интеллигентов. Так было в самом начале реформ, в конце 1991 г., так повторялось в 1993 и 1997 гг. Однако каждый раз, когда, решив ряд проблем пожарного свойства, "варяги" предпринимали попытки взяться за структурные реформы, они сталкивались с бешеным сопротивлением самых разных слоев бюрократии – как наследников партноменклатуры вкупе с директоратом и руководством АПК, так и "партии власти". И каждый раз "варягов", что называется, "съедали": Е.Гайдара в конце 1992 г., его же и Б.Федорова – в 1994 г., А.Чубайса и Б.Немцова – в 1997 г.

Решению стоящих перед страной проблем это, естественно, не способствовало, но вырваться из порочного круга не удавалось никак – в том числе и таким отчаянным рывком, какой предпринял в марте 1998 г. Б.Ельцин, когда отправил в отставку В.Черномырдина и поставил на его место "технократа" С.Кириенко. Тем самым он фактически разрушил выстраиваемую в течение многих лет централизованную "партию власти", а заодно и всю систему, основой которой служил симбиоз двух отрядов бюрократии. Если бы торможение реформ обусловливалось чисто техническими проблемами, тогда шаг Б.Ельцина был бы единственно правильным. Однако все упиралось в отсутствие у реформ социальной базы, а этого недостатка никакими волевыми решениями не исправишь. В итоге правительство, а за ним и исполнительная власть в целом, лишились единственной социальной опоры – "партии власти", зато восстановили против себя весь парламент, который не позволил принять ни одного закона из предложенного кабинетом антикризисного пакета и тем самым сделал неизбежным сначала августовский финансовый кризис, а затем и кризис политический.