Со своей стороны, лидер салафитов Б.Кебедов в начале 90-х годов активно участвовал в политической деятельности ИПВ, интересовался идеями «Братьев-мусульман», считал себя учеником А.Ахтаева. Однако, как представляется, более поздние противоречия или конфликт между Ахмадкади и Багаутдином, протекал не просто на уровне личных взаимоотношений, а носил принципиально мировоззренческий характер и вращался вокруг важного для салафитов вопроса такфира, и, соответственно, в перспективе мог изменить всю ориентацию «джаматов».

Такой диспут наложил свой отпечаток на идейно-политический характер некоторых салафитских «джамаатов», что отражалось на неоднородности социальных отношений в тех или иных региональных группах. Например, если «джамааты» села Карамахи (Буйнакский район) и Кванада (Цумадинский район) демонстрировали устойчиво закрытый корпоративный тип, то в Саситли (Цумадинский район), Кировауле (Хасавюртовский), Согратле (Гунибский) и в Махачкале они были более «развернуты в общество». Символично, что в решающий момент, когда Багаутдин летом 1999 г. в Сержень-юрте объявил вооруженный джихад, он не получил ожидаемой массовой поддержки, более того его отказались подержать «джамааты» Кванада, Карамахи, Гимры (Унцукульский район), произошла внутренняя дифференциация в махачкалинской группе. В данном случае все эти процессы не могут увязываться с каким-либо «физическим или духовным» влиянием «Братьев-мусульман», но после полного разгрома «джамаатов», подобные аспекты могут отражать развитие возможных альтернативных тенденции в их среде.

Вместе с этим, несмотря на «салафитское засилье» во второй половине 90-х годов, некоторое идеологическое присутствие «Братства» ощущалось, однако оно отмечалось через ограниченное наличие членов движения (или тех, кто симпатизировал идеям «Братьев») в тех или иных саудовских благотворительных организациях, задействованных на Северном Кавказе. Характерно, что доминирование «ихванской», или салафитской тенденции в различных благотворительных проектах, зависело от нескольких аспектов:

– статуса фонда (государственный или частный) и его размеров. Как правило, в больших государственных ассоциациях представлены сотрудники с высшим светским образованием, в том числе из египетских ВУЗов, в частности в «Международной Исламской Организации Спасения» (МИОС);

– преобладание египтян и «Братьев» из других регионов в высшем и среднем звене некоторых фондов. Например, нынешний муршид «Братства» египтянин М.Акиф и координатор международных структур движения ливанец М.Тахан являлись членами генерального секретариата «Всемирной ассамблеи мусульманской молодежи»;

– идеологические предпочтения спонсоров фонда. Например, в организациях строго салафитской направленности (прежде всего, негосударственной «Аль-Харамейн аль-хейрийя») идеи и теории «Братства» были исключены в любой форме. Для руководства таких фондов идейная ориентация сотрудников имеет принципиальное значение.

Интересно отметить, что к середине 90-х годов некоторые представители местных традиционных элит стали критически относится к «Братству», но не потому, что такая критика представляла собой разногласия идейного плана. Он в большей степени отражала тот факт, что значительная часть традиционно настроенных духовных лиц впервые в жизни узнала о существовании «Братьев-мусульман» со страниц книг, издаваемых благотворительным фондам вперемешку в общей массе с тиражами крайне антисуфийской литературы салафитского толка. Некоторые салафитские издания подгоняли теории идеологов «Братьев-мусульман» под свои стандарты или запросы. Ряд книг, изданных такими фондами, содержал вырванные из общего контекста цитаты известных представителей «Братства» – Саида Хаввы, Фатхи Якана, Сейида Кутба, Мухаммада Кутба (примечательно, что аль-Кардауи в своей книге «Приоритеты исламского движения на предстоящем этапе» критиковал деятельность подобных фондов в России). Вместе с этим, за последние десять лет российские мусульмане так и не увидели в качественном русском переводе работы Хасана аль-Банны, Мухаммада аль-Газали, Юсуфа аль-Кардауи, Сейида Сабика и др.

Еще в самом начале процессов исламизации в России название «Братья-мусульмане» не вызывали ни у кого особенно негативных чувств. Например, Бислан Гантамиров, до недавнего времени один из лидеров антидудаевской оппозиции и мэр Грозного в администрации Ахмадхаджи Кадырова, в декабре 1990 г. объявил, что созданная им партия «Исламский путь» является филиалом «Братьев-мусульман». До поры до времени, у некоторых дагестанских духовных лидеров, придерживающихся традиционных взглядов, вызывали определенный интерес работы Х.аль-Банны, С.Кутба, Ю.аль-Кардауи, С.Сабика.

Следует отметить, что благотворительная помощь из некоторых стран Залива с самого начала вызывала противоречивые оценки в российской научной и общественной среде. Такая благотворительная помощь в России в первоначальный период (1991–1993 гг.) отличалась «стихийным» характером. Часто средства выделялись как официальным духовным образованиям России, так и частным лицам (по настоятельным просьбам), без четкого представления того, на что будут расходоваться финансы. Некоторые благотворительные акции предназначались под «заказ», сотрудники нередко просто «отрабатывали» те или иные проекты без учета местных реалий и специфики.

Вместе с этим, уже к 1993–1994 гг. в благотворительных проектах государственных фондов стал доминировать курс на сотрудничество с официальными духовными кругами. Например, в феврале 1998 г. покойный муфтий Дагестана (последовательный сторонник борьбы с салафитскими «джамаатами») Саид-Мухаммад Хаджи Абубакаров провел встречу с представителем МИОС и «Тайба» в Махачкале Абд аль-Кадыром Уда и Ахмадом Ясином, на которой обсуждались перспективы совместного сотрудничества. С 1993 по 1997 гг. МИОС при координации с местными духовными лицами выделил средства на строительство 58 мечетей и трех крупных религиозно-образовательных заведений по всей России.

Даная тенденция объективно соответствовала общему курсу «Братства», ориентированного на легальные формы благотворительности. В одном из своих интервью в 1988 г. муршид Хамид Абу ан-Наср подчеркивал, что международная благотворительная активность «Братьев» обусловлена законными рамками и согласована с официальным руководством мусульманских стран.

Вместе с тем, в 2001–2002 гг. между «Братством» и Саудовской Аравией произошло определенного рода охлаждение отношений, которое озвучил министр внутренних дел королевства Наиф бен Абд аль-Азиз в интервью газете «Аш-Шарк аль-аусат», заявив, что «Братья» стали «основой всех наших проблем». Со своей стороны, в октябре 2002 г., Мамун аль-Худайби в ответ указал на то, что «Братья» привыкли к традиционно «тщательному и всестороннему поиску истины руководством королевства». Он подчеркнул, что движение старалось оживить дух ислама в арабских странах, уважая существующий порядок. Со времен аль-Банны движение стремилось к дружественным отношениям с королевством на основе «исламской близости». Всем известно что, активность «Братьев» в Саудовской Аравии никогда в какой-либо форме не была направлена против этой страны. Верховный наставник выразил надежду, что «трещина», которая пробежала между ассоциацией и королевством, будет преодолена.