На протяжении 90-х годов проблемы мусульманских государств бывшего соцлагеря (Карабах, Босния, Таджикистан), стали в исламском мире одним из неотъемлемых элементов международной исламской солидарности. Стремительный рост ислама в мусульманских субъектах России в эти годы стимулировал среди «Братьев-мусульман» возрастающий интерес к событиям на постсоветском пространстве.

Как уже упоминалось, идеи «Братьев-мусульман» в чистом виде не вполне применимы в России. Однако для решения тех или иных локальных проблем накопленный «Братством» опыт мог быть полезен применением некоторых элементов организационных и концептуальным схем «Братства».

Во-первых, «Братья-мусульмане» терпимы к различным национальным особенностям ислама, к суфизму, активно взаимодействуют с традиционными элитами, что предполагало бы менее безболезненную и умеренную политизацию ислама в некоторых регионах России, которая протекала в русле радикальных салафитских доктрин (напомним, что сам аль-Банна относил себя к братству Хасафийя, одному из ответвлений Шазилийя, к которому сегодня принадлежит несколько авторитетных суфийских шейхов Дагестана).

Во-вторых, «Братство», как правило, предпочитает выступать в качестве конструктивной политической оппозиции и ориентируется на контакты с официальными властями.

В-третьих, осмысление в творческом духе некоторых концепций «Братства» могло стимулировать более мирный и плодотворный диалог между старым и новым поколениями религиозных элит региона и выработку адекватных национальных концепций на основе синтеза прошлых традиций российского ислама и новых зарубежных тенденций.

В-четвертых, в условиях острого конфликта между салафитами и суфиями на Северном Кавказе «Братство» могло представлять своеобразную третью «исламскую силу» и выполнять роль посредника в налаживании конструктивного диалога.

В-пятых, в условиях сдержанного отношения большей части светской интеллигенции, представителей интеллектуального труда и студенчества (средней городской прослойки) к противоречивым и пугающим процессами исламизации (недовольных исламом салафитов и традиционных элит), но в то же время проявляющих устойчивый интерес к «образованному исламу», некоторые концепции ассоциации могли бы стать востребованной идеологией.

В-шестых, в современной России по-прежнему сохраняется повышенный уровень вероятной политизации мусульманского населения, этому способствуют социальные проблемы, высокий уровень политического плюрализма, обостренные проблемы конфессиональных взаимоотношений, активные процессы национальной самоидентификации. Под таким углом зрения, могут представлять интерес четко сформулированные теоретиками «Братства» идеи социальной справедливости (близкие по звучанию бывшим гражданам СССР), призывы к политической активности для защиты религиозных и национальных прав (в связи с обострением исламской и этнической ксенофобии в России).

Необходимо отметить, что идеи «Братьев-мусульман» могли проникать в Россию и без целенаправленных усилий международных структур движения. Философия «Братства» давно стала неотъемлемой частью общемусульманской истории XX в., хотя интерес к книгам идеологов «Братьев-мусульман» вовсе не означает желания влиться в ряды именно египетских «Братьев».

В 1992–1993 гг. в России вышли в свет две работы теоретиков движения. Это «Будущее этой религии» Сейида Кутба, а также сокращенный перевод работы ливанского теоретика Фатхи Якана «Ислам: идеи, движение, перемены».

С программами «Братства» в области религиозного образования знакомили российских мусульман выходцы из арабских стран, особенно из Египта (студенты, аспиранты, проповедники) пребывавшие в тех или иных регионах России в 90-х годах. Например, в 1993–1996 гг. в Дагестане по линии религиозного просвещения постоянно работали семь граждан Египта. Из них четверо являлось штатными преподавателями в официально признанном исламском университете имени имама Аш-Шафии в самом центре Махачкалы, один работал учителем в сельской медресе Хунзаха, еще двое в филиалах международных благотворительных фондов. Следует отметить, что уровень общего образования и религиозной толерантности именно у египтян (выпускники Аль-Азхара и Дар аль-Улюма), был заметно более высоким среди различных представителей зарубежного ислама в Дагестане.

Кроме этого, интерес у некоторых российских мусульман к идеям движения проявлялся в период их учебы в разных образовательных центрах исламского мира. По разным данным, в Каире на сегодня проживают свыше 100 дагестанцев, большая часть которых является студентами и аспирантами различных ВУЗов. Например, только на шариатском факультете Аль-Азхара учатся 10 дагестанцев.

Однако следует отметить, что позитивному восприятию, переосмыслению и практическому применению некоторых зарубежных концепций мешали противоречивые и неустойчивые процессы формирования собственной мусульманской идентичности, отражающей местные политические и социальные реалии. Как показывает опыт, любые концептуальные элементы идеологии «Братьев-мусульман» должны преломляться в интересах местных религиозных элит, готовых к неизбежному диалогу и к различным формам религиозной адаптации, синкретизации или изоляции. Вообще, 90-е годы для мусульман России – это период активного осмысления и «усвоения» всего пласта зарубежной мусульманской общественно–политической, философской и религиозно-правовой мысли XX в., от которого они были оторваны все последние 70 лет. Процессы осмысления сопровождались поисками собственного места в мире ислама и различными экспериментами по адаптации чужого идеологического опыта. Шло также формирование новой постсоветской прослойки местных мусульманских элит (образованных богословов, молодых преподавателей, проповедников, политиков и т.п.) Вместе с тем, позитивный эффект шагов по адаптации зависит во многом от образованных религиозных лидеров, способных воспринимать зарубежные идеи с учетом местных традиций и формировать самостоятельные концепции на основе творческого переосмысления национального и общемусульманского религиозного наследия.

Отметим, что лидеры первого религиозного движения, зарегистрированного в конце 80-х годов на территории СССР, – «Исламской партии возрождения» (ИПВ) – выступали за восстановление культурных связей мусульман Советского Союза с единоверцами за рубежом. Руководители партии стали поддерживать тесные связи с различными исламскими центрами в странах Западной Европы и ближневосточного региона. В большой степени успешное развитие международных контактов ИПВ объяснялась личными качествами лидера партии – Ахмадкади Ахтаева – его признанным авторитетом в определенных кругах исламского мира. В 1991–1994 гг. Ахмадкади участвовал в международных конференциях в Лондоне, Хартуме, Куала-Лумпуре, Стамбуле, Цюрихе. Политическая компетентность, дипломатичность, прекрасное знание арабского языка и богословия руководителя ИПВ были признаны такими фигурами «Братства», как М.Машхур, М.Кутб, М.Тахан, лидер партии Рефах Наджмудин Эрбакан. Знакомству с яркими лидерами «Братьев-мусульман», с историей и идеями движения способствовало их присутствие в некоторых благотворительных фондах из стран Залива, европейских структурах движения в Германии и Великобритании, на международных конференциях или частных встречах.