Введение

I Концепция конца истории

1.1 Конец истории?

1.2 Конец истории и последний человек

1.3 Общественная реакция, возражения и трансформация взглядов в последующих работах

II Концепция столкновения цивилизаций

2.1 Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка

2.2 Возражения и ответы Хантингтона

Заключение

Литература

Введение

Со времени окончания «холодной войны» между двумя крупнейшими геополитическими державами второй половины 20-го столетия, Советским Союзом и Соединенными Штатами, в самом конце 80-х годов, в основе которой лежало противостояние идеологий (проповедуемого первыми автократического типа социализма и придерживающихся вторыми либеральной демократии), были предложены две завоевавшие немалую популярность теоретические модели. Обе они были призваны предсказать будущие социальные изменения в разных странах и регионах мира, а также основные тенденции мировой политики будущего. Первая из них – модель «конца истории», основывающаяся на концепции «последнего человека», по сути, предусматривала расширение зоны устойчивой либеральной демократии; вторая – модель «столкновения цивилизаций», базирующаяся на старой концепции «мира цивилизаций», представляла мир в виде обособленных культурных зон с многочисленными, продолжительными и ожесточенными конфликтами на их периферии. Ниже последовательно подробным образом изложены обе теории и представлены разнообразные возражения в отношении прогностической силы последних.

I Концепция конца истории

1.1 Конец истории?

Первоначально теория конца истории была изложена Фукуямой в вызвавшей широкий мировой резонанс небольшой статье, напечатанной в одном из американских журналов в 1989 году. В ней он отмечает, что в двадцатом веке мир был охвачен идеологическим противостоянием: либеральная демократия сначала боролась с абсолютизмом, затем с коммунизмом и фашизмом (как, впрочем, и они между собой и с первым). Однако конец века, по его мнению, характеризовался неоспоримой победой экономического и политического либерализма: “То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершения идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления. Это не означает, что в дальнейшем никаких событий происходить не будет – ведь либерализм победил пока только в сфере идей, сознания; в реальном, материальном мире до победы еще далеко. Однако имеются серьезные основания считать, что именно этот, идеальный мир и определит в конечном счете мир материальный” (Ф. Фукуяма. Конец истории? 1989).

Чтобы понять, почему это произошло, Фукуяма переходит к рассмотрению природы происходящих в истории изменений. Для него, как и для Гегеля, движущие силы истории существуют, прежде всего, в сфере человеческого сознания; поведение человека в материальном мире (и, соответственно, вся человеческая история) всякий раз определяется состоянием его сознания, которое, как правило, принимает форму религии, культурных традиций и моральных обычаев. Следовательно, он нещадно критикует, во-первых, Маркса, перевернувшего отношение между реальным и идеальным и поместившего религию, искусство и мораль в подчиненное (детерминированное) положение от материального способа производства, используя при этом Макса Вебера, доказывающего на примере развития капитализма, что производство – не «базис», а «надстройка», имеющая корни в религии и культуре. И, во-вторых, школу материалистического детерминизма «Уолл-стрит Джорнэл», упускающей из виду культурные факторы и всецело объясняющей благосостояние наций наличием свободной рыночной системы и политической стабильности, а так же утверждающей, что либеральная экономика неизбежно порождает либеральную (демократическую) политику.

Впрочем, Фукуяма в определенной степени признает значение материальных факторов: в частности, он утверждает, что “материальное изобилие в развитых либеральных экономиках и на их основе – бесконечно разнообразная культура потребления, видимо, питают и поддерживают либерализм в политической сфере” (Раздел II). Иными словами, хоть экономическое развитие и не определяет сферы идеологии и политики, как это предполагала «теория модернизации», но способствует устойчивости установленной благодаря эволюции сознания либеральной демократии в той или иной стране, не позволяя той сорваться обратно в пропасть абсолютизма, коммунизма или фашизма.

В свою очередь, основа, существующих в сознании, движущих сил истории – общественные противоречия. Диалектическая природа общественно-исторического процесса заключается в том, что человечество всякий раз, разрешая существующие социальные противоречия, свойственные конкретной форме государственного устройства и общественного бытия, последовательно переходит к другим более современным формам, которые, правда, имеют собственные противоречия, требующие своего разрешения. Так в условиях рабовладельческого общества существовало противоречие между господином и рабом, в условиях феодализма отсутствовало равенство прав, период промышленного капитализма ознаменовался противостоянием труда и капитала, которое, правда, было отвергнуто историей. Однако в определенный момент времени история достигает своей кульминации, - когда побеждает окончательная, разумная форма общества и государства, которыми являются либеральная демократия и общечеловеческое государство, в котором разрешены все противоречия и утолены все потребности (см. Раздел I).

В подтверждение этого утверждения Фукуяма самым тщательным образом ищет какую бы то ни было реальную универсальную идеологическую альтернативу либеральной демократии – и не находит таковой. По его мнению, “как жизнеспособная идеология фашизм был сокрушен Второй мировой войной”; он обещая бесконечные конфликты и в конечном счете военное поражение лишился всякой привлекательности на уровне сознания. Что касается другого, более серьезного, идеологического вызова – коммунизма, то Фукуяма заявляет, что “классовый вопрос успешно решен Западом”: это не означает, что, скажем, в Соединенных Штатах нет богатых и бедных, однако, корни имущественного неравенства не в правовой и социальной структуре современного общества, а скорее в дифференциации культурных и социальных характеристик составляющих его групп (см. Раздел III). Это, а так же неэффективность социалистических экономик по всему миру снижают привлекательность коммунизма.

Правда, помимо фашизма и коммунизма, у либеральной демократии , по мнению Фукуямы, имеются еще два менее опасных соперника – религия и национализм. Однако альтернатива в виде теократического государства сегодня существует только в исламском мире и малопривлекательная для немусульман, поэтому трудно представить, чтобы она получила какое-либо широкое распространение. В свою очередь, национализм порождается этническими конфликтами, которые вполне можно разрешить в рамках либеральной демократии; кроме этого, национализм, сам по себе, обыкновенно сводится к стремлению обрести независимость от какой-либо группы или народности, он не имеет собственной социально-экономической доктрины, вследствие чего совместим с перечисленными выше идеологиями.