План:

1. Роман «Волшебная гора»

1. «Волшебная гора». От героя воспитуемого к герою «Взыскующему и Вопрошающему».

1. Роман «Волшебная гора».

«Волшебная гора» (1925) – один из самых значительных и сложных романов немецкой литературы XX века. Читая его, необходимо помнить слова автора: «Как бы ни углублялась медицина в изучение болезни и смерти, ее целью всегда остается здоровье и человечность».

«Волшебная гора» - это своеобразная энциклопедия декаданса, идеологической болезни буржуазного общества начала XX века. И вместе с тем это резкое и нелицеприятное осуждение декаданса, смертельный диагноз, произнесенный лучшим знатоком истории болезни. Но роман не только осуждает декаданс – он, как и «Смерть в Венеции», отражает подлинную картину совершенствующегося филогенеза, его укрепления и осознания этого процесса Гансом Касторпом.

Почти все исследователи Т.Манна видят несогласие писателя с концепциями Нафты и Сеттембрини, Беренса и Кроковского и других героев романа. Но гораздо меньше изучен позитивный аспект метода «Волшебной горы» - страстное аналитическое стремление И.Менна к здоровому началу в жизни, к цельным и чистым, побеждающим веяния декаданса людям; исследователи не замечают страстного прославления простой полнокровной жизни, звучащего на страницах романа, не замечают борьбу Манна с релятивизмом. Стремление Манна к жизни проявляется в восторженном любовании непосредственностью, чистосердечием, «парцифалевской простотой» Ганса Касторпа (а его обостряющаяся в момент приступа болезни «философичность» иронически высмеивается), в описании «благоухающей природы, аромата и изобилия низины», наконец, в прямых афоризмах автора: «Во имя любви и доброты человек не должен допускать господства смерти над своими мыслями».

Вопрос о жанре романа сложен. «Волшебная гора» совмещает в себе черты романа философского, психологического, сатирического. Т.Манн видел в «Волшебной горе» также и «модернизацию педагогического романа и в то же время известную пародию на него». Пародия в том, что истина дана Гансу изначально, она в его пристрастии к классической традиции, в инструментальности его поведения, а не в цели, обретенной путем логических и философских выкладок и путем только личного опыта. Эйхнер считает, что в романе нет другого сюжета, кроме «мысли и анализа». Утверждения Фаези противоположны: «В романе нет никакого другого сюжета, кроме характеров и жизни». Противоречивые оценки являются следствием особой, виртуозно сложной повествовательной манеры Т.Манна, его стиля. Писатель стремится каждой детали повествования – от сюжета до пейзажа, от внешности героев до их отдельных реплик – придавать сразу несколько значений, несколько функций. В зависимости от угла зрения детали и эпизоды связываются то с философским подтекстом романа, то с психологическим, то с бытовым; они выступают то в роли символа, то в роли почти натуралистической характеристики частного медицинского заболевания; они неповторимы, своеобразны и вместе с тем вызывают литературные ассоциации, являются реминисценцией. Так, карнавал в санатории и соблазнительность главной маски – героине романа Клавдии Шоша – это пара фраз обольщения Парцифаля волшебницей Кундри из оперы Вагнера «Парцифаль», из легенды, это преодоление соблазна мужчиной, юношей на пути бескомпромиссного служения высокому делу. Ганс, как Парцифаль, устоял перед соблазном. Это подтверждает и название романа. «Волшебная гора» в плане философском – мир декаданса, в плане психологическом название олицетворяет соблазны порока, в плане бытовом – это реальная, поистине волшебно-красивая гора Швейцарии. Кроме того, название ассоциируется со средневековой легендой о «языческой» богине Венере, заманивающей рыцарей в волшебный грот грез и сладострастия.

Традиция видит в названии иронию-критику соблазном, декаданса, запретного, притягательности смерти. Но ироническое осмысление названия очень узко. Точный анализ доказывает, что Гансу с самого начала претят декаданс и смерть, он с омерзением и «иронией» отвергает фрейдизм. Гора привлекает его другим, он напевает в романе фразу из гениальной «Кармен»: «Только в горах живет свобода, свобода ждет и нас с тобой». «Волшебная гора» место, где раньше, чем в низине, сгустилась новая духовная атмосфера, в которой выкристаллизовываются ультрасинтетические прожилки жизни. И Ганс – центр этой жизни. На горе раньше, чем в низине, исчерпываются формы, мысли, традиции настоящего, прежде всего буржуазного настоящего. Утонченное мышление Нафты и Сеттелибрини кажется здесь только предмышлением. «Волшебная гора» - это волшебство высокой философии. Она порождена (в этом юмор) пока случайно, болезнью, беззаботным комфортом санатория. Юмор в том, что болезнь вдруг стала гением. Одна из центральных сцен романа – «Вальпургиева ночь». Это гимн неистовству стихий, необычному, антиобщественному. В эту ночь обитатели Берггофа сбрасывают последние путы, игнорируют последние общественные нормы поведения. И эта ночь становится кульминацией в Ганса на «волшебной горе». В разговоре Ганса и Клавдии на французском языке Т.Манн словно подводит итого метафизической проблематике романа. Сам язык своеобразно помогает героям преодолеть рубеж условностей, перейти на ты и до конца отдаться своему упоению. Клавдия Шоша формирует свое кредо: «… мы считаем, что нравственность не в благоразумии, дисциплинированности, добрых нравах и честности, а скорее в обратном… Нам кажется, что нравственнее потерять себя и даже погибнуть, нежели сберечь.» И Ганс Касторп тоже совершенно открыто признается: «Наплевать мне на республику с ее красноречием и на прогресс с его развитием во времени, оттого что я тебя люблю». Юношу не влечет слияние с хаосом, забвение этики, чувство не затмевает для него общей картины мира и не воспринимается как антисоциальное начало. Любовь Ганса не ослепляет его, а, наоборот, делает ясновидящим. Она делает его мысли и чувства проницательными. Она углубляет его ощущение мира и его собственного существования как высшей красоты, как бесценного феномена. Ганс ощущает в любви тонкую красоту универсума, нежную, ювелирную «моцартовскую» работу духа. Любовь для Ганса – чувство неразрушимой прочности. И если эмоции Клавдии могучи, но изменчивы, романтичны, но не бескорыстны, то чувство молодого человека к хиппе непроходящее. «Это было какой-то замкнутостью, наедине с неизбежным и неотвратимым».

Великолепный сон Ганса Касторпа рассказывает о высшем прозрении молодого человека, о постижении им самого себя и назначения человека в жизни. Правда, не всю мудрость сна Ганс воплотил в своей дальнейшей жизни, но однажды он ее все-таки сумел постичь. Цветущий сад сновидений Ганса – это яркая праздничная гуманистическ5ая сторона жизни, природа, склонившаяся к ногам человека, дары солнца, земли, плодотворная нива. Она дает человеку счастье, полноту бытия и мало напоминает либеральный прогресс в духе Сеттембрини. Рядом с прекрасным садом бездна, шабаш ведьм, жаждущих крови. Жизнь по Т.Манну, резчайший контраст, процесс развития прошел едва ли полпути, многие его силы враждебны и неподвластны человеку. Но Ганс Касторп чувствует, что человек научился быть человеком на краю бездны. Быть человеком – значит избегать ошибки Сеттембрини с его игнорированием бездны, с его банальным отождествлением духовного и органического прогресса с простым развитием рационализма, но это значит избегать и озлобленности Нафты, который, столкнувшись с бездной (линчевание отца во время еврейского погрома) верит только в зло.