Прежде всего, сам замысел Голицына не имел ни внутренней силы, ни внешней опоры. Он ограничивал верховную власть не постоянным законом, а учреждением с неустойчивым составом и случайным значением; чтобы придать ему устойчивость, Голицын хотел сделать его органом и оплотом родовой аристократии - класса, которого уже не существовала: оставались только не многие знатные фамилии, разорённые и даже враждебные к друг другу. Голицын строил монархию, ограниченную призраком. Далее, Верховный тайный совет со своим случайными непопулярным составом, упрямо удерживая за собой монополию верховного управления, оттолкнул от себя большинство правительственного класса и вызвал оппозицию с участием гвардии, перевернув дело, превратив вопрос об ограничении самодержавия в протест против собственной узурпации. Наконец оппозиция и отдельные члены самого совета смотрели в разные стороны: Совет хотел ограничить самодержавие, не трогая высшего управления, не касаясь самодержавия или умалчивая о нём; гвардейская и дворянская масса добивались сословных льгот, относясь враждебно или равнодушно и к ограничению верховной власти, и к перестройке управления. При такой розне и политической неподготовленности оппозиционные кружки не могли выработать цельного и удобоприемленного плана государственного устройства, оправдывая отзыв прусского посла Мардефельда, что русские не понимают свободы и не сумеют с нею справиться, хотя и много о ней толкуют. Сам Голицын объяснял не удачу своего предприятия тем, что оно было не по силам людям, которых он призвал к себе в сотрудники.[8]

В предприятия князя Голицына возбуждает неудомление две очереди, и подделка избирательного акта, превратившая условия избрания в добровольный дар избранницы. Первая черта наводит на мысль о некотором участии шведского влияния. Воцарение Анны несколько напоминает вступление на шведский престол сестры Карла XII Ультрики - Элеоноры в1719 г.: то же избрание женщины помимо прямого наследника с ограничением власти избранницы; тоже домогательство аристократического государственного совета стать полновластным и такое же противодействие дворянства. Наконец, русские исследователи событий 1730 г. с помощью шведских историков указали очевидные следы влияния шведских конституционных актов в ограничительных пунктах, в плане и проекте присяги, составленных Голицыным. Но при сходстве обстоятельств условия были далеко не одинаковы. При избрании Анны Голицын помнил и мог принимать в соображении случившиеся с Ульрикой - Элеонорой: удалось там - почему не удаётся здесь? Шведские события давали только ободрительный пример, шведские акты и учреждения - готовые образцы и формулы. Но побуждение, интересы и согласованное с ними тактика были свои, незаимствованные. Это особенно сказалось в другой черте дела. Зачем понадобилось Голицыну фальсификация избирательного акта? Здесь надобно обратиться к русскому прошлому. Закулисная интрига в перемене образа правления имела у нас долгую и невзрачную историю. В 1730 г. уже не в первый раз поднимался старый и коренной вопрос русского государственного порядка - вопрос о закономерной постановке верховной власти. Он вызван был пресечением династии Рюриковичей, как историческая необходимость, а не как политическая потребность. До 1598 г. на московского государя смотрели как на хозяина земли, а не народа. В народном правосознании не было места для мысли о народе как о государственном союзе; не могло быть места и для идеи народной свободы. Церковь учила, что всякая власть от бога, а так как воля божья не подлежит ни какому юридическому определению, то её земное воплощение становилось вне права, закона, мыслилось как аномия. С 1598 г. русское политическое мышление стало в большое затруднение. Церковное понятие о власти ещё можно было кое, как пристроить к наследственному государю - хозяину земли; но царь выборный, деланный хоть и земскими, но всё же земными руками, трудно укладывался под идею богопоставленной власти. Политическое настроение раздвоилось. Плохо понимая, что цари пошли с Бориса Годунова, народная масса сохранила чисто отвлечённое библейское представление о царской власти; но уже закрепощаемая и прежде умевшая только бегать от притеснений властей, она в XVII в. выучилось ещё бунтовать против бояр приказных людей. В свою очередь и боярство под влиянием горьких опытов и наблюдений над соседними порядками освоилась с мыслью о договорном царе; но, исходя из правящего класса, а не из народной массы, заслуженно ему не доверявший, эта мысль всегда стремилась отличиться и дважды отливалась в одинаковую форму закулисной сделки, выступавшей наружу виде добровольного дара власти либо проявлявшейся в ослабленных браздах правления. Такая форма была выходом из положения между двух огней, в какое попадали люди, чутьём или сознательно пытавшиеся исцелить страну от болезненного роста верховной власти. Дело в1730 г. было седьмой попыткой более или менее прикрытого сделочного вымогания свободы правительственным кружком и четвёртым опытом открытого, формально ограничения власти. Негласное вымогание свободы вызывалось нравственным недоверием к дурно воспитанной политической власти и страхом перед доверчивым к правящему классу народом; формальное ограничение не удавалось вследствие розни среди самых господствующих классов.

Заключение

События начала 1730 г. в России чрезвычайно важны в исторической перспективе. Ликвидация самодержавия в любом варианте означала для страны новые возможности политического развития, поэтому не случайно историки часто возвращаются к этим событиям, видя в них одну из важнейших политических реформ. Так происходило всякий раз, когда начиналось обсуждение необходимых самодержавной России преобразований.

В 1730 г. Россия могла стать республикой, однако хитро подстроенный Анной Иоанновной дворцовый переворот, сделал ее самодержицей. Сказалось также вечная вера русского народа в доброго царя, незнание или неумение видеть перспективы будущего устройства России у большинства населения России, в том числе представляющего высшие слои. Извечная борьба за власть – предмет раздумий каждой партии, фракции, политического объединения. Но что стоит за этими целями? Этот извечный вопрос, вероятно, будет волновать еще не одно поколение. Поэтому тема исследования представляет интерес. В условиях многопартийности, выборности, демократии исторический опыт может представить ценность и актуальность.

Движение 1730 г. ровно ничего не дало для народной свободы. Может быть, оно дало толчок политической мысли дворянства. Правда, политическое возбуждение в этом сословии не погасло и после неудачи верховников; но оно под действием царствования Анны значительно преломилось, получило совсем другое направление. Это царствование - одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее тёмное пятно на ней - сама императрица.

Распространена была точка зрения, которую наиболее полно выразил тогдашний казанский губернатор А.П.Волынский в письме своему приятелю. Суть ее в том, что не бывать в России демократии, не доросли до нее русское дворянство и народ. Волынский скептически отнесся к последствиям введения новых, более демократических, чем раньше, порядков. По его мнению, дворянская демократия выльется в борьбу группировок, «сильных» личностей, которые будут эксплуатировать в свою пользу выборные институты и пуще прежнего притеснять среднее дворянство. А.П.Волынский отметил, что русские дворяне не честолюбивы, ленивы, они будут предпочитать спокойную, скромную жизнь в своем имении желанию выслужиться и получить чин. Тем самым к чинам и почестям будет открыта дорога более активным и честолюбивым выходцам из дворянских низов и даже из крестьян и холопов. А так как такие люди не могут обладать достоинствами настоящего дворянина-офицера, то армия будет разрушена. Высказывания Артемия Волынского отражают настроения среднего российского дворянства, для которого неизбежное пресмыкание перед сильными, «искание милостей» было нормой, не унижающей дворянина, а, наоборот, облегчающей ему жизнь. Возможно, поэтому в феврале 1730 г. дворяне упустили свободу, которую готовили им члены Верховного (тайного) совета.