О благодатном покаянии Рассказав о безуспешном покаянии, нам нужно рассмотреть благотворное покаяние более тщательно, тем более что оно спасительно. Именно к этому Апостол приглашает упрямца, бесстрашно ожидающего Божьего Суда: Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию? (Рим. 2,4). Из этих слов ясно, в чем состоит спасительное покаяние, проистекающее скорее из любви к Богу, чем от страха перед Ним, и Он прозрачно говорит, что страдаем мы от оскорбления Бога, то есть от небрежения Им, потому что Он наиблагий, ибо справедлив. Ведь мы столь долго пренебрегаем Им оттого, что не верим, что за оскорбление Свое Он выносит приговор Свой не тотчас, в то время как князья ' мира делают наоборот: когда их оскорбляют, они не умеют щадить и откладывать месть за причиненную себе обиду. Потому справедливее, что небрежение Его влечет за собой более тяжкую кару, и чем более Он был поглощен мщением, тем терпеливее Он в ожидании. Именно это впоследствии и имел в виду Апостол, когда говорил: Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева (Рим. 2, 5); что тогда будет день гнева, то ныне — день кротости, что тогда будет день мщения, то теперь — день терпения. Тогда, как того требует справедливость, Он будет мстить за Свое небрежение тем более тяжко, чем менее Им должно было пренебрегать и чем долее Он терпел • это небрежение. Мы боимся оскорблять людей и со стыдом бежим от тех, кого мы сами не прогоняем из страха оскорбить. Предаваясь разврату, мы ищем тайное убежище, чтобы на нас не глазели люди, потому что в этот миг для нас нестерпим взгляд даже одного человека. Мы чувствуем присутствие Бога, от Которого ничто не может укрыться; мы не краснеем, что Он, а с Ним и вся небесная курия видят нас во время этого мерзкого дела, за которое нам было бы стыдно,— будь при этом свидетелем хотя бы один человечишко. Мы боимся земного суда, представляя себе, за что будем наказаны не вечной, а лишь временной карой. Плотское вожделение побуждает нас совершать или терпеть многие малодуховные дела. Если бы ради Бога, Коему все обязаны, мы сделали или претерпели столько, сколько ради жены, сыновей или же ради первой попавшейся блудницы! Скажи, умоляю, какой кары заслуживает та обида, которую мы наносим Ему, [предпочитая Ему ] блудницу? Судя по [словам] Пророка, Он жалуется, что не получил ради Себя ни любви, которую должны давать Отцу, ни страха, которым обязаны перед Господом: Сын,— говорит Он,— чтит отца и раб — господина своего; если Я Отец, то где почтение ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение предо Мною? (Мал. 1,6). Он сетует, что Ему предпочитают отца или господина. Подумайте же, насколько Он возмущен, что Ему предпочли блудницу и тем больше оскорбляют по Его благости за высшее терпение, за которое Его должно было бы сильнее любить! Перед этой добротой и чрезвычайным долготерпением испытывают страх те, кто каются по здравом размышлении, отвращаются от своих прегрешений не столько из страха наказания, сколько из любви к Нему. Об этом можно судить по упомянутым ободряющим словам того же Апостола, когда он заботливо описывает целительное покаяние и взывает, напротив, к тому, кто его не испытывал: Почему ты презираешь (ибо ясно, что Он не карает немедленно) сокровища доброты Его,— понимая под этой добротой богатую, изобильную и даже преизбыточную щедрость такого долготерпения, в котором Он так длительно пребывает, не подозревая, то есть не задумываясь, что такая Его щедрость, обилие ее в Нем, ведет тебя к покаянию, то есть к тому, что ты должен был бы, рассудив об этой щедрости, обратиться к покаянию оттого, что презирал такую благость? И такое покаяние в грехе воистину благотворно, ибо печалование и удрученность души проистекают из любви к Богу (рассматриваемого нами как Благое), а не из страха наказаний. Благодаря стенанию и сокрушению сердца (что мы и называем истинным покаянием), не сохраняются ни грех, то есть небрежение Бога, ни согласие на зло, так как Божественное милосердие, вдохновившее это стенание, несовместимо с виной. Благодаря такому стенанию мы примиряемся с Богом и получаем отпущение предшествующего греха, по [слову ] Пророка: Я беззаконник за беззаконие свое не падет в день обращения от беззакония своего (Иез. 33, 12), то есть: он заслужит спасение своей души. Он не говорит: «в тот год», или «в тот месяц», или «в ту неделю», или «в тот день», но «в тот час», чтобы указать: достойному прощение дается немедленно и [раскаявшийся ] не должен обрести вечные муки, которых заслуживал грех. Но если случится, что у грешника, толкаемого нуждой, нет места, куда бы он мог прийти для исповеди, или времени принять возмездие, то никоим образом он, уйдя в таком стенании из этой жизни, не попадет в геенну. Потому что грех [его ] должен быть прощен Богом, то есть он станет таким, что уже не заслуживает, чтобы душу [его ] вследствие прегрешения Бог подверг вечным мукам. Но хотя Бог прощает грех кающимся, Он прощает, или отпускает, не всякий грех, но только вечные муки. Многие раскаявшиеся грешники, умершие прежде, чем в этой жизни обеспокоились принять муку покаяния, также подвергаются не вечному осуждению, но мукам очищения. Отсюда, хотя воскресение должно произойти вдруг, во мгновение ока (I Кир. 15, 52), неизвестно, сколько продлится последний Судный День, где множество верующих должно подвергнуться внезапной каре, чтобы заплатить за свои грехи столько, сколько повелел Бог, и расплатиться за то, что они не хотели или промешкали [сделать].

Можно ли в одном грехе покаяться, а в другом — нет?

38Sancti Gregorii papae I Homiliarum in Evangelia Liber II, XXXIV, IS.— MPL, t. 76, col. 1256 В; см. также: Pseudo-Ambrosii Sermo XXV.—MPL, t. 17, 655 A. Некоторые спрашивают, можно ли покаяться в одном грехе, но не в другом,— например, в человекоубийстве, но не в блуде, которым не престали заниматься? Если, однако, мы понимаем под благотворным раскаянием то, что внушает любовь к Богу и на что св. Григорий, рассуждая, указывал: В покаянии нужно оплакивать совершенное прегрешение и не совершать того, о чем нужно стенать38 побуждает нас не любовь к Богу, а одно презрение, сколько бы оно ни сдерживалось. Ведь если любовь к Богу влечет меня, как то и происходит, к такому покаянию и склоняет на то душу, ибо я скорблю из-за своего согласия на оскорбление Бога одним прегрешением,— то я не вижу, почему та же любовь не побуждает нас раскаяться и в презрении к Богу, что выразилось в другом прегрешении, то есть не приводит к такому настрою души, при котором забывается мое нежелание скорбеть из-за других прегрешений, о которых я готов был бы печаловаться. Каждый раз, когда покаяние подлинно, то есть исходит лишь из любви к Богу, нет места для небрежения Бога, о чем совершенно верно сказала Истина: Кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к Нему и обитель у Него сотворим (Ин. 14, 23). Всякий пребывающий в любви к Богу необходимо обретает спасение. Это спасение не будет достигнуто, если останется в душе хоть один грех — небрежение к Богу. Так как в покаявшемся Бог уже не находит никакого греха, то не находит Он и никакой причины для осуждения; необходимо, чтобы при прекращении греха сразу же исчезло бы и осуждение, то есть наказание вечной мукой. То есть Бог освобождал бы от вечной и заслуженной, как мы говорили, кары предшествующий грех, что Он и предведал. Ведь хотя Бог уже не обнаруживает в раскаивающемся того, за что Он должен наказать его вечной мукой, однако, говорят, Он освобождает его от возмездия за предыдущий грех, ибо вследствие того, что грешник испытывает стыд от угрызений совести, Он удостаивает его прощения, благодаря которому с этого момента ему не полагается вечных мук, и тогда, уходя из жизни, он неизбежно будет спасен. Но если он вновь обретет то же небрежение, то едва лишь впадет в грех, снова скатится к заслуженному наказанию, так как снова должен быть наказан тот, кто, раскаявшись, заслужил ранее не получать наказания. Возможно, кто-то скажет: грех отпущен Богом; это примерно то же, что сказать: Бог никогда не осудит грешника за совершенное прегрешение, либо же так: Бог для себя решил, что Он не осудит того грешника за это прегрешение, ибо, совершив его, тот грешник согрешил прежде, чем раскаялся; кажется, что Бог, прощая, отпустил тот грех, то есть постановил для Себя, что из-за него грешник не будет осужден. Ведь Бог решил, или устроил, это не сейчас, но все, что бы ни было, было сотворено Им от века и предначертано в Провидении Его — как относительно отпущения какого-либо греха, так и относительно какого бы то ни было другого события. Кажется, нам потому и хотелось бы лучше понять, что Бог прощает грех кому угодно, как мы сказали, вменяя ему стыд от угрызений совести и удостаивая его милости, то есть никогда не допуская осуждения его, если человек продолжит в том же духе. Потому Бог отпускает грех тогда, когда тот, кому должно назначить кару и внушить раскаяние, делает то, из-за чего кару уже не нужно применять.