Москва и Московская губерния в период перехода России к империализмуРефераты >> Москвоведение >> Москва и Московская губерния в период перехода России к империализму
— В дружине был?
— Нет.
— Называй дружинников. Не скажешь—расстреляем!
Отбирали так: дружинников налево, остальных — направо. Налево — значит расстрел, направо — порка.
А в это время 13 арестованных дружинников, молодых рабочих Прохоровки, шли окруженные семеновцами к месту казни. Шли смело, гордо, спокойно. Вышли в темный, холодный, как могила, проход фабричных корпусов . Выстроили их в ряд . Солдаты приготовились . Прицелились .
— Прощайте, това .—крикнули дружинники, но раздалось — «пли». Голоса оборвались . Дружинники рухнули на снег.
Всего в Москве было убито 922 мужчины, 137 женщин. Среди убитых — 86 детей.
На Трехгорке (бывшей Прохоровке) подле ворот на стене ткацкого корпуса недалеко от места расстрела героев Пресни установлена белая мраморная мемориальная доска с надписью золотыми буквами: «В память рабочих, расстрелянных самодержавием в 1905 году. Спите, дорогие товарищи, мы за вас отомстим. Вы первые подняли знамя восстания. Мы донесли его до диктатуры пролетариата. Клянемся довести его до торжества мирового коммунизма. От рабочих Краснопресненской Трехгорной мануфактуры. 1905—1923».
В 1904 году Николай Павлович Шмит стал хозяином мебельной фабрики на Пресне. Фабрика перешла к нему по наследству после смерти отца. Убежденный революционер, Шмит сумел найти свое место в революции. Без сожаления покинул он отцовский роскошный дворец, нанял скромную квартиру на Новинском бульваре, стал жить «как все». Ходил он в простой одежде, ни в чем не позволял себе излишеств, стараясь тратить на себя возможно меньше.
Зато регулярно, из месяца в месяц, передавал крупные суммы денег в фонд большевистской организации.
Шмит хотел передать свою фабрику во владение рабочих, но этого ему не позволили. Тогда он своей властью ввел девятичасовой рабочий день. Старые рабочие могли уйти на отдых, их старость была обеспечена. На фабрике были устроены врачебный пункт, столовая, библиотека-читальня. Николай Павлович мечтал построить при фабрике школу, больницу, организовать курсы, где рабочие могли бы получить общее и специальное образование. На собраниях рабочих стал отчитываться бухгалтер фабричной конторы. Так, впервые в России был произведен опыт рабочего контроля над производством.
Этого удивительного владельца фабрики вызвали на свое совещание московские фабриканты. Они кричали: — Что вы с нами делаете? Ведь мы разоримся! Шмит отвечал: — Поймите, это нам выгодно: при сокращенном рабочем дне и большом заработке труд будет продуктивнее.
Каждый день на фабрику, о которой шли легенды по России, приходили представители других заводов и десятки раз повторяли в беседах один и тот же вопрос: «А правда ли?» И когда убеждались, что правда, возвращались на свои заводы, рассказывая о порядках на фабрике Шмита.
Не удивительно, что многие рабочие фабрики стали революционерами-большевиками. Тем из них,- кто отлучался по делам большевистской организации — на охрану собраний, митингов, манифестаций, записывали полный рабочий день. А профессиональным партийным работникам выплачивалось жалованье.
В ночь на 18 декабря 1905 года жандармы ворвались в дом на Новинском бульваре. В квартире Шмита все перевернули, но ничего, что могло бы служить уликой или вещественным доказательством его вины, не обнаружили. Шмита арестовали.
К нему в тюрьму часто приходила сестра Лиза. В одно из свиданий с ней, зная, что ему уже не вырваться из застенка, брат сказал ей: — Чувствую, Лиза, затевается надо мной расправа. Если умру, все, что досталось нам от отца, передай Ленину, большевикам . Знай, этим людям принадлежит будущее .
А на следующее утро Николая Шмита нашли в камере с перерезанным горлом . Палачи разделались с узником . Приехал прокурор, составили акт. «Умер от самоубийства», — гласило заключение врача.
Елизавета Павловна свято выполнила завещание брата. Все наследство было передано в партийную кассу в Париже.
Расправившись с рабочими Пресни, войска под командованием полковника Римана отправились на усмирение рабочих и железнодорожников Казанской дороги. Риман был здесь полновластным хозяином. В руках у него был строгий приказ: «Отыскать главарей, арестованных не иметь и действовать беспощадно!»
И отряд семеновцев выполнил приказ своего начальника. Не успел еще поезд остановиться в Перове, как солдаты набросились на рабочий поселок. Хватали по списку и просто так — по одному только подозрению. Суд и расправа производились тут же, на месте, на глазах отцов, жен, матерей.
После Перова семеновцы двинулись дальше, оставляя на каждой станции следы ужасных зверств. Так добрались каратели до станции Люберцы. Здесь повторилась та же картина. Искали дружинников и особенно одного из руководителей их — машиниста Ухтомского.
В Люберцах солдаты рассыпались по селу. Шарили в каждом доме, не скрылся ли где Ухтомский. После бесплодных поисков солдаты отправились пировать в трактир. Вдруг у подъезда остановились крестьянские розвальни. Это Ухтомский, проезжая через Люберцы, намеревался зайти в трактир. Он ничего не знал о пребывании здесь карателей. Товарищи не успели предупредить его об опасности, как кто-то крикнул: — А вот сам Ухтомский! Легок на помине.
Прежде чем Ухтомский выхватил револьвер, солдаты схватили его и повели к станции. Офицер, просмотрев список приговоренных к смертной казни и сличив фотографическую карточку со стоящим шеред ним Ухтомским, вскрикнул: — Вы машинист Ухтомский! Вы будете расстреляны.
— Я так и думал, — хладнокровно, ответил Ухтомский. - Я знал, что, если попадусь в ваши руки, вы расстреляете меня. Я так спокойно чувствую себя потому, что ежеминутно готов к смерти Теперь, перед смертью, я скажу вам, кому вы обязаны тем, что поезд с дружинниками благополучно ушел, спасая участников и руководителей боевой дружины и членов стачечного комитета. Когда все дороги в Москве были захвачены войсками, я вывез дружину, несмотря на то что около станции «Сортировочная» на огородах вы угрожали мне пулеметами. В этом опасном месте, на совершенно открытой местности, удобной для обстрела пулеметами, я развил скорость поезда до 70 верст в час. Я сам управлял паровозом. Вы ранили тогда шесть человек, но ни одного не убили. Все спаслись и находятся далеко. Вам не догнать их.
Вместе с тремя рабочими Люберецкого завода Ухтомский был расстрелян.