Трудно установить, что же отстаивает психиатр-экзи­стенциалист, кроме того, чтобы к каждому пациенту под­ходили с точки зрения его собственных проблем, или, по их терминологии, «его собственной вселенной». Такая по­зиция, разумеется, не отличается от принципов психоана­лиза. Экзистенциалисты, однако, считают, что, поскольку психоанализ делает упор на технические приемы и правила и строго придерживается теоретических формулировок, он неизбежно становится жертвой собственных догм, утрачи­вая интерес к отдельной личности. Экзистенциалисты на­зывают это «методолатрией», обожествлением технических приемов.

Психиатры-экзистенциалисты заимствовали большую часть своей терминологии из работ германского философа Мартина Хайдеггера, ученика Эдмунда Гуссерля (1859 — 1938), основателя феноменологической школы филосо­фии. Хайдеггер считал, что для описания ускользающего содержания самосознания человека более подходят литературные выражения, нежели обычные технические терми­ны психологии. Центральными среди них являются выра­жения «быть в мире» или «быть выброшенным а мир», ка­сающиеся первичного ощущения человека как мыслящего существа в окружающем мире. Это «переживание бытия» всегда связано с угрозой небытия, несуществования. В этом источник всеобщего универсального страха, или экзи­стенциального «отчаяния».

|Для психотерапии имеет большое значение утвержде­ние экзистенциалистов о том, что в процессе лечения взаи­модействуют две конкретные индивидуальности, а не, как утверждает теория, пациент и некий чистый экран, на ко­торый он проецирует собственные чувства. Экзистенциали­сты называют это лечебное взаимодействие состязанием и пытаются объяснять его с феноменологических позиций. Как уже упоминалось, некоторые психоаналитики незави­симо пришли к тому же выводу. Так, теория Александера о коррегирующем эмоциональном переживании основана главным образом на этом же суждении. Экзистенциалисты не отрицают феномена перенесения, но они подчеркивают, что перенесение и контрперенесение не исчерпывают бо­гатства терапевтического состязания, которое включает значительно больше, нежели простые повторения эмоцио­нальных реакций между пациентом и врачом. Врач симво­лизирует для пациента родительские образы или образы других членов семьи, игравших существенную роль в его эмоциональном развитии; но одновременно он конкретное лицо, на которое пациент реагирует как индивид.

Экзистенциальная психиатрия, пытаясь видоизменить психоаналитический подход, не предложила пока система­тической лечебной методики. Это в первую очередь отно­сится к очень известным швейцарским психоаналитикам-экзистенциалистам Меддару Босту и Густаву Балли. Дру­гой швейцарский экзистенциалист, Людвиг Бинсвангер, был хорошо знаком с Фрейдом, и тот оказал на него глубо­кое влияние. Правда, его экзистенциализм идет от Гуссер­ля. Бинсвангер, как и В.Э. фон Гебсаттель, известен в ос­новном своим феноменологическим описанием субъектив­ных переживаний в процессе лечения. Й.Зутт из Германии считает, что человек может преодолеть тот разрыв, кото­рый существует между основным стержнем его личности и личностью другого, с помощью «эстетической сферы жиз­ни». Кто не искушен в традиционно витиеватом философ­ском стиле немецкого писания и мышления, тому нелегко следовать за рассуждениями Зутта. По существу, собствен­но, он стремится точно описать состязание между двумя личностями — врачом и пациентом. Эрвин Штраус, также из Германии, психологически, пожалуй, наиболее чуток из всех экзистенциальных психиатров. Его работа — это вы­дающееся описание субъективного определения осознания человеком окружающего мира. Из французских психиат­ров под влиянием психоанализа в какой-то мере был Э.Анри, хотя все-таки больше — под влиянием экзистенциаль­ной философии. Его работы характеризуются ясностью и эрудицией, он имеет энциклопедические познания в обла­сти древней и современной психиатрической литературы и обладает способностью рационально синтезировать свои познания.

Центральный упор в экзистенциальной психиатрии сде­лан на яркое описание эмоциональных настроений пациен­та. Настроенность на феноменологическое описание, воз­можно, объясняется тем, что экзистенциалисты не обраща­ют внимания на неосознаваемые детерминанты поведения, поскольку бессознательные мотивации не могут быть за­фиксированы и описаны, а должны реконструироваться в ходе анализа такого материала, как сновидения, оговорки, свободные ассоциации. Интерес последнего времени к дзэн-буддизму среди ряда психиатров — это еще один шаг в направлении самосознания. Дзэн — это китайская вер­сия индийского буддизма, возможно получившая распрост­ранение благодаря деятельности проповедника Бодхидхармы, жившего в VI в. н.э. и применившего учение Гаутамы Будды к китайской культурной традиции.

Дзэн-буддизм в основном обращается к внутреннему мистическому переживанию — «сатори», — которое за­труднительно описать рациональными понятиями. Это можно лишь субъективно пережить. В понятии сатори тра­диционное деление на внутренний и внешний мир исчеза­ет, человек становится единым существом с Вселенной. Знатоки дзэн считают, что это не интеллектуальная систе­ма, что его сущность — переживание сатори — невозмож­но сформулировать, а можно лишь описать с помощью афоризмов и поэтических метафор. Судзуки, который, соб­ственно. познакомил американскую публику с дзэн-буддиз­мом, пишет: «Сатори можно определить как интуитивный взгляд на природу вещей в противовес аналитическому и логическому пониманию ее. Практически это означает, что разворачивается новый мир, не воспринимавшийся прежде разумом, привыкшим мыслить дуалистически. Еще можно сказать, что благодаря сатори все наше окружение пред­стает перед нами в неожиданном ракурсе восприятия. Что бы это ни было, мир для тех, кто познал сатори, уже не тот мир, каким он был; со всеми его бурлящими потоками и , горящими огнями, он уже никогда не будет тем, что был.

Перспективы

Человеческие мотивации — любовь, ненависть, надеж­ды, отчаяние, месть, все реальное содержание жизни че­ловека, все его самые значительные переживания — могут быть объяснены лишь с помощью психологии. Основ­ной принцип современного психосоматического подхода состоит в том, что человеческая личность и организм со­ставляют единое целое и что медицина должна подходить к проблемам личности во взаимодействии психологиче­ских и соматических методов лечения. Психология и би­ология имеют дело с одним и тем же сложным организ­мом, представляя собой как бы два различных аспекта этого организма.

Нет сомнения, что в строительстве моста между знани­ем о структуре мозга, с одной стороны, и о человеческом поведении — с другой, исключительную роль будут играть новые науки — кибернетика и теория информации. Мозго­вые процессы, так же как и мыслительные процессы, мож­но рассматривать как передачу закодированных сообщений в сложной коммуникационной системе, регулируемой эле­ментарными всеобщими принципами. Развитие науки по­казывает, что ближайшие годы будут характеризоваться все более тесным сотрудничеством между психиатрами, психоаналитиками, специалистами экспериментальной психологии, физиологами и инженерами, и что сотрудни­чество это приведет к всеобъемлющему знанию о поведе­нии животных и человека. Многопрофильный подход, кро­ме того, даст возможность изучения человека не просто как биологического существа, личностной индивидуальности, о и как члена высшей системы — общества. Каким обра­зом целостная общественная структура вносит вклад в формирование личности — вот вопрос, который будет при­влекать внимание лучших умов в области психиатрии, ант­ропологии и общественных наук.