Мы уже упоминали ранее ромботочечный знак — при­мер орнамента, получившего особый смысл в связи с трудо­вой деятельностью (земледелием). Он изображает зерна, за­сеянные по полю. Засеянная зерном земля — символ буду­щего урожая, плодородия, благополучия. Этот символический узор до XX в. — элемент вышивок белорусских женщин. Впервые же археологи нашли использование этого узора в эпоху первобытнообщинного строя древних славян, занимав­шихся земледелием в III тыс. до н. э.

И последний пример — украшение узорами прялок. Как удалось показать Б. А. Рыбакову, первоначальный, казав­шийся историкам и искусствоведам однообразным узор на прялках, в той или иной форме представлявший солярные знаки (знаки небесного солнца), ставился на прялках не ра­ди их украшения, но в связи с пониманием особого священ­ного значения прялки как орудия труда и прядения как важ­ного процесса в жизни людей (как символа жизни, символа времени, «нити жизни», столь же крепкой и длинной, как и желаемая судьба человека). И только постепенно с утратой этого мифологического значения прядения на прялках стали появляться изображения красочных бытовых сценок (в XVIII—XIX вв.).

Итак, изобразительные средства в эпоху древних славян выполняли роль внешних знаков, идеограмм, помогающих за­крепить в памяти поколений важные обобщения, понятия, вынесенные народом из многовекового опыта трудовой жизни, идеи общественных ценностей, связанных с продуктивным трудом (удачной охотой, хорошим урожаем культурных рас­тений и пр.), теми благами, которые преобразуют жизнь лю­дей, делают ее счастливой и осмысленной. Символический ха­рактер знаков орнамента на предметах быта имел образную ассоциативную связь с существенными элементами опреде­ляющих форм хозяйственной жизни людей и составлял, та­ким образом, ту часть мифологической картины мира древ­них славян, которая была детерминирована объективной дей­ствительностью. Постепенно утрачивался исходный смысл узоров, и они оказывались традиционными элементами на­родного прикладного изобразительного искусства.

3.3 Петровские преобразования и психологическое знание о труде

Сразу же оговоримся, что названный период в жизни стра­ны совершенно не разработан в истории психологического знания о труде, в то время как есть веские теоретические ос­нования ожидать здесь некоторого взлета психологической рефлексии, поскольку перед людьми возникали задачи освое­ния новых, непривычных видов деятельности. Это неизбежно порождает трудности, в частности, психологического порядка и, как закономерное следствие, осознание психологических условий успеха-неуспеха.

Главным событием хозяйственной и политической жизни начала XVIII в. были реформы Петра I, которые основыва­лись на достижениях товарного капитала, купцов и в то же время проводились в условиях феодального крепостничества, власти дворян. Петровские реформы содействовали созданию и развитию крупных мануфактур, но в отличие от стран За­падной Европы не на основе свободного наемного труда, рын­ка труда, а на основе труда подневольного, труда крепост­ных, приписанных и фабрикам и мануфактурам.

Реформа армии (создание регулярной армии) и создание военного флота, развитие русских мануфактур, новых видов производства требовали обученных кадров рабочих и знаю­щих специалистов. Таких знатоков своего дела приглашали из других стран, посылали учиться за границу русских людей. В 1717—1718 гг. ранее существовавшая система ведомств — приказов — была устранена и взамен были образованы кол­легии, в том числе Коммерц-, Мануфактур- и Берг-коллегии. Для воспроизводства грамотных кадров, необходимых армии, флоту, промышленности, стала необходимой массовая подго­товка кадров, в связи с чем создается система светской школы, на основе которой затем открываются медицинские, ин­женерные, кораблестроительные, горные, штурманские, ремес­ленные школы. Пока еще не изученные в контек­сте истории психологии труда письменные источники этого периода могут содержать богатые сведения, важные для под­готовки кадров (сведения о психологических особенностях труда разных профессионалов, особенностях профессиональ­ного обучения и пр.). Материалы «указов», «инструкций» и других письменных источников этого периода должны непре­менно стать особым материалом для историков в области психологии труда.

Поскольку образ мыслей самого Петра и отражал умона­строение передовых деятелей той эпохи, и придавал деятель­ности сподвижников определенное содержание, направление, обратимся к его письмам, «бумагам», указам. Так, построен­ные корабли подвергались строгой оценке, причем в комис­сию, как теперь бы сказали, экспертов, входил и сам Петр («Петр Михайлов») наряду, например, с Феодосией Скляе-вым, Александром Меньшиковым, Гаврилой Меньшиковым: «Мы нижеподписавшиеся . 10 кораблей на Ступине Италианского дела осматривали и разсуждение о них делаем такое .» Далее среди очень скрупулезных указаний чисто техничес­кого характера встречаются и некоторые проблески, как те­перь бы сказали, эргономической оценки кораблей, а именно указывается, что нужно непременно переделать из соображе­ний удобства: «Надлежит зделать кубрюх (кубрик. — Е. К- и О. Н.), вместо нынешних галарей, который зело лутче, креп­че и покойней». «Покойней» — это уже чисто психологический аргумент; « .фордеки обнизить и шкотами загородить .», «Руйпортом быть неудобно, понеже корабли не зело лехкия и на гребли удобны не будут. В другом аналогичном документе — «Мнении о Воро­нежских кораблях» — читаем, в частности, « . на корабле де­вичья монастыря рур правления на верху быти долженствует ради неудобства палубы.

У самого Петра систематически обнаруживается положи­тельное отношение к умелости, мастерству людей, независимо от их звания и чина. Так, в «Мнении о некоторых судах Воро­нежского флота» мы узнаем, что «корабль, который строил Мастер Най, есть лутчий из всех, а некото­рое время спустя в деловом письме Ф. М. Апраксину Петр среди прочего не приминет заметить — «Осипу Наю поволь строить, где он хочет. И это не случайность. Осо­бое благоволение к людям, владеющим мастерством, Петр об­наруживает и в более общей форме, и достаточно часто; так в «Привилегии» о рудах и минералах от 10 дек. 1719 г. обе­щаются большие преимущества всем, кто «искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы .» может, причем сйизволяется всем и каждому, дается воля, «какова б чина и достоинства он ни был]. Отмечается, что «масте­ровые люди таких заводов, которые подлинно в дело произ-ведутся, не токмо от поборов денежных и солдатской и мат-розской службы, и всякой накладки освобождаются, но и во определенные времена за их работу исправную зарплату по­лучать будут».

Мысль о «человеческом факторе» проскальзывает даже при описании «воинских артикулов» (действий с ружьем): «Мушкет на караул (всегда подобает приказывать, когда на караул солдат мушкет держит, чтоб большой палец на курке, а большой перст назад язычка в обереженье были; «В обережение» — идея безопасности в отношении солдата.

Есть проблеск идеи о том, что одни качества (личност­ные, как теперь бы сказали) человека являются в своем роде опорными для других (обученности, навыков, умений, выра­жаясь по-современному): «Понеже в России манифактура еще вновь заводится, и уже, как видно . некоторые из Рос­сийского народа трудолюбивые и тщательные ко оной фабри­ке шерсть прясть и ткать научились, а красить, лощить, и гла­дить, и тискать, сукон пристригать, и ворсить еще необыкно­венны, и для того всех тех мастерств договариваясь с масте­рами обучать из Российского народа безскрытно, дабы в Рос­сии такого мастерства из Российских людей было довольное число» (Указ !17 февр., 1820 г.). В указе от 30 апреля 1720 г. имеется ход мысли, свидетельствующий о том, что при определенных условиях Петр видел зависимость меж­ду результатами обучения ремеслу и мотивацией учения: «принимать во учение из посадских детей таких, которые са­ми собой к той науке охоту возымеют».