Еще одно обстоятельство заставляло меня мечтать о теплом зимнем доме в Царском Селе. Я уже видел, что в строй мне не суждено переходить; самое большее, что я мог бы получить в строю, было место начальника дивизии, тем более, что я сильно отстал от строя и вовсе не был уверен в том, что в строю окажусь на своем месте и сумею выдвинуться вперед. Оставалось поэтому одно: бросив мысль о переходе куда-либо в провинцию (где меня еще пугала необходимость приемов и участия в общественной жизни, невозможных для жены), держаться своей должности начальника Канцелярии, на которой я чувствовал себя хорошо и прочно. Я был уверен, что с нее я попаду в члены Военного совета, и моим идеалом в будущем было — быть членом Военного совета и жить круглый год в Царском Селе, как то уже делали тогда некоторые из членов (Цытович, Хлебников, Столетов, потом Газенкампф). Никакой иной служебной карьеры я для себя не предвидел и не ожидал.

Случайно я узнал, что Царскосельское дворцовое управление сдавало в аренду участки земли под постройку дач, и поехал туда справиться. Оказалось, что для этого была отведена часть парка вдоль Павловского шоссе, в которой было нарезано шестнадцать дачных участков, мерой около восьмисот квадратных саженей каждый.

Участки сдавались под постройку дач на тридцать шесть лет с торгов. Торги уже были, и участки все были разобраны. Но за неделю до моего появления у начальника Дворцового управления, генерала Ионова (10 августа), один из арендаторов, генерал-адъютант Гессе, отказался от аренды взятых им четырех участков и эти участки были свободны; в одни руки, вообще, дают не более двух участков; исключение было сделано для Гессе, который получил участки №№ 4—7. Каждые шесть лет арендная плата повышалась на пять процентов, по прошествии тридцати шести лет разрешалось продолжить аренду еще на тридцать шесть лет, но на условиях, которые тогда установит Дворцовое управление.

Вдоль участков проводились водопровод, канализация и электричество. Ионов мне еще говорил, что, так как плата идет в средства государя, то потом можно будет просить о ее сложении, на что вероятно и рассчитывал Гессе. По осмотре участков оказалось, что самый высокий из них был № 4; далее местность снижалась к стороне Павловска, а № 7 был уже в лощине. Я поэтому остановился на участках №№ 4—5 в 650 и 700 квадратных саженей, взятых на торгах по цене 27 и 26 копеек в год за квадратную сажень, то есть за 175 1/2 рублей и 182 рубля в год.

Я подал заявление о желании получить участки № 4—5 на этих условиях, и в начале сентября получил согласие Кабинета его величества, которому земли эти принадлежали. В ограниченном кругу моих знакомых не было ни одного архитектора, к которому я мог бы обратиться хотя бы за советом. Хотелось иметь дом небольшой, но хороший; я решил строить каменный, так как он стоил всего раза в полтора дороже деревянного, но зато был безопаснее в пожарном отношении и требовал меньше ремонта. То же желание избежать постоянных расходов на ремонт побудило меня облицевать его снаружи кирпичом и крышу сделать из оцинкованного железа; Дом я предпочитал иметь двухэтажный со спальнями наверху как для того, чтобы они были суше, так и с целью иметь возможность спать с открытым окном. На постройку дачи я предполагал затратить 25–30 тысяч рублей. Мой капитал к концу года при реализации стоил бы около 35 тысяч, да на текущем счету было около 4 тысяч рублей, так что предприятие представлялось вполне возможным.

О постройке дачи я советовался с адъютантом военного министра, капитаном Чебыкиным, владевшим домами в Петербурге; он мне говорил, что дом в двести кубических саженей можно построить на цементе и с паркетными полами за 20 тысяч, да на службы потребуется до 5 тысяч рублей; впоследствии он мне говорил, что его архитектор Игнатович выстроит даже по 80 рублей за куб. Эскиз дачи, который принес Чебыкин, мне, однако, не понравился.

Случилось мне заговорить о постройке с генералом Гаусманом, управлявшем делами Казарменной комиссии; он для составления проекта рекомендовал своего подчиненного, инженера Мошинского, очень симпатичного и талантливого молодого архитектора, составившего мне проект дома, который вырос до трехсот пятидесяти кубических саженей, причем он полагал стоимость куба (с паркетными полами) в 90 рублей; дом получался стоимостью в 31 1/2 тысячи рублей, а со службами — до 38 тысяч. Неосновательность всех этих расчетов выяснилась лишь в 1901 году.

<…> Громадную работу мне в течение всего этого года доставила постройка дачи в Царском Селе вследствие того, что расходы по постройке далеко превышали все предположения, и я ясно увидел, что не буду в состоянии довести дело до конца своими средствами. На беду акции страховых обществ, в которых был помещен почти весь мой капитал, упали почти до половины их прежней стоимости. Дефицит получался двойной!

Первую неприятность в начале года мне причинил отказ Мошинского руководить постройкой проектированного им дома, он заявил, что у него на это нет времени и рекомендовал мне для работы молодого архитектора — Александра Карловича Монтага. Мошинский со своей стороны обещал составить смету и наблюдать за работой, но все-таки единство в заведовании постройкой терялось и, как я потом это увидел, никто не являлся ответственным за выполнение работы без превышения сметы. В заключение, когда смета на первый год была уже составлена, оказалось, что Мошинский отказывается от вознаграждения; хотя я ему и поднес подарок (серебро), но он, во всяком случае, выходил вовсе из дела. Монтагу было условлено вознаграждение в размере четырех процентов от стоимости работ.

В конце января я получил от Мошинского смету на работы первого года в размере 23 тысяч рублей. В конце февраля начали выясняться цены на материалы и работы; они вообще не превышали сметных, а так как в том году было мало новых построек, то они были дешевые, даже для того времени. Первый камень фундамента был заложен Монтагом 24 мая. Весь мой участок лежал на легком склоне от шоссе к парку. Чтобы уберечься от шума и пыли с шоссе, дом решили строить отступив от шоссе на десять саженей; при этих условиях место, где закладывалась передняя стена дома, было ниже бровки шоссе почти на сажень; это вызвало необходимость усилить высоту фундамента и затем подсыпать значительное количество земли для планировки участка перед домом; у самого дома подсыпалось два аршина. Рассматривая окончательный план постройки, я решился еще на одну меру, увеличивавшую стоимость дома тысячи на две, но обеспечивающую его от пожара — на постановку всюду не деревянных, а железных балок. Работа по постройке меня очень интересовала, и я часто ездил смотреть на нее. Закладка дома была произведена в воскресенье 17 июня. Стены уже были возведены до половины первого этажа; на этой высоте, в углу столовой, были положены серебряная закладная дощечка и монеты. Молебен служил священник 1-го стрелкового батальона, отец Веселовский, со своими певчими; рабочие (73 человека) получили по красной рубахе с поясом, еду и выпивку. На торжество были приглашены Густав Шульман, два племянника, Мошинский и Монтаг. Завтрак был заказан в Павловском буфете, и к нему были приглашены священник и три подрядчика. Он был накрыт под открытым небом около нынешней дворницкой, где еще стоял временный барак, который для торжества был заново выбелен. Погода была отличная и празднество удалось вполне.