Германская сторона объясняла этот пришедший менее чем в течение часа поворот в позиции Молотова внезапным вмешательством Сталина.

До этого времени Сталин медлил давать указание о подписании уже парафированного торгово-кредитного соглашения, то есть сделать первый шаг на пути дальнейшего германо-советского сближения. «Он использовал торгово-кредитное соглашение в качестве тормоза, выжидая, не сможет ли он еще заключить соглашение с англичанами и французами. 19 августа последовал отказ поляков. В ночь с 19-го на 20-е он дал указание подписывать».

Надежда на сдерживание японской агрессии стояла в центре советского проекта пакта о ненападение. Он состоял из пяти статей и постскриптума, в котором упоминался «особый протокол», который объявлялся «составной частью пакта».

Когда посол Шуленберг в ночь с 20 на 21 августа направил этот проект договора в Берлин он испытывал чувства, что его надежды, наконец оправдались – «Это дипломатическое чудо!»

Рождение пакта Гитлера-Сталина

(21-23 августа 1939г.)

Телеграмма, которую Гитлер направил Сталину в воскресенье 20 августа 1939г, явилась плодом прямо-таки лихорадочных поисков последних возможностей изоляция Польши. Ее путь сопровождался рядом сдерживающих моментов, в которых можно усмотреть сознательное стремление задерживать это послание. Бергоф телеграмма покинула в 16 часов 35 минут, из Берлина ушла в 18 часов 45 минут. В Москву предупреждение о посылке телеграммы поступило в 20 часов 50 минут- в момент, когда германскому послу уже не удалось добиться приема на следующее утро в Наркомате иностранных дел. Судя по всему, Наркомдел решил помедлить с ответом на полученную утром 21 августа из германского посольства просьбу о безотлагательном приеме посла для передачи послания рейхсканцлера и лишь после полудня назначил время запрашиваемой аудиенции на 15 часов, к этому времени военные переговоры, начавшиеся в 11.00 продолжались уже несколько часов. К моменту приема германского посла Советское правительство должно было получить полную ясность относительно успеха или неуспеха возобновленных военных переговоров.

В это же самое утро 21 августа Советское правительство выразило по адресу представителей Англии и Франции своеобразное предостережение: «Правда» и «Известия» опубликовали сообщение ТАСС о заключении торгово-кредитного соглашения. В этом подробном сообщении проступало стремление Советского правительства избежать упреков в секретных переговорах с агрессором, Москва также указала своим западным партнерам на перспективы дальнейшего советско-германского сотрудничества.

Несмотря на предостережение, переговоры возобновились в мало изменившихся условиях. Накануне, 20 августа, провалилась еще одна попытка Франции склонить Варшаву к признанию права СССР на проход советских войск через территорию Польши.

Военные переговоры этого дня длились с 11 часов 03 минут до 17 часов 25 минут и трижды прерывались. В паузах между переговорами Сталин принимал доклады об актуальном развитии событий, стремясь безотлагательно, на основе получаемой информации определять свою позицию в отношении германской стороны. Такой педантичный подход выдавал его прямо-таки желание исчерпать до конца все возможности, таящиеся в переговорах, и избежать преждевременной переориентации на предложение Германии.

Во время первой паузы Ворошилов проинформировал о неудачном начале переговоров, а уже во время второй паузы Сталин дал указание уведомить германское посольство о том, что аудиенция послу Шуленбергу назначена на 15 часов.

Шуленберг был принят Молотовым. Сославшись на «исключительную важность и крайнюю неотложность» дела, посол передал народному комиссару телеграмму Гитлера. Телеграмма содержала обращение: «Господину И.В. Сталину, Москва.»

В15.30 Молотов связался со Сталиным, чтобы зачитать ему текст личного послание Гитлера. Перед лицом беспрецедентной немецкой предупредительности, Сталин решил действовать без промедления: он приказал прервать переговоры на неопределенный срок.

В 16 часов Ворошилов в качестве ответа на заявление двух западных военных миссий зачитал заявление советской стороны, в котором были перечислены критические вопросы переговоров и выражено сомнением в серьезности стремлении Франции и Англии к сотрудничеству.

В то время как Ворошилов зачитывал советское заявление, Сталин формулировал ответ на телеграмму Гитлера. В своем послании он ограничился краткими сообщениями, из которых было видно, что он осознал обусловленность в повороте курса Гитлера, одновременно он подчеркнул и свой взгляд на характер сближения: «Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами». Свой ответ он закончил выражением согласия советского правительства на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.

21 августа Гитлер обсудил с Риббентрапом дальнейшие действия. Были по всех деталях рассмотрены вопросы предстоящих переговоров и определена германская позиция.

Основными пунктами совместного обсуждения были с одной стороны, пакт о ненападении как таковой, а с другой- подписание протокола.

Выработка линии поведения в рамках соображений относительно дополнительного протокола позволила уточнить германское обещание «между Балтийским и Черным морями любой вопрос будет решаться в согласии».

Предпринятое в этот вечер разграничение сфер интересов предусматривало, что Германия должна заявить о политической не заинтересованности в значительной части областей Восточной Европы и согласиться с переходом в сферу интересов СССР территорий, которых Российская империя лишилась в результате первой мировой войны.

В своем стремлении заручиться согласием Сталина и довести дело подписания пакта, Гитлер сделал еще один важный шаг в конкретизации выдвинутых предложений, наделив Риббентропа полномочиями уступить всю Юго-Восточную Европу, а именно: при необходимости вплоть до Константинополя и Проливов.

Вторым решение, принятым в ходе беседы в этот вечер, можно считать придание дополнительному протоколу секретного характера.

Текстом протокола занимался сотрудник рейсхканцелярии Гаус, набрасывая его проект уже в самолете в Москву. Редакция самого пакта продолжалась всю ночь перед отлетом в кенексбергском отеле. Уже после войны, в Нюрнберге, Риббентрон заявил, что «посол Гаус… вместе со мной разрабатывал договоры».Основываясь на этом свидетельстве, адвокат д-р Зайдель выдвинет в защиту Риббентропа тезис о том, что «народный комиссар иностранных дел Молотов и господин фон Риббентроп подписали этот секретный договор в том виде, как он был разработан послом Гаусом».Секретный дополнительный протокол-вопреки высказывавшимся до сих пор предположения- исходил от германской стороны.

Прием, оказанный делегации Риббентропа в московском аэропорту, выдавал сомнения Советского правительства относительно исхода этого протокола. В приеме участвовали заместитель наркома иностранных дел Потемкин, несколько высокопоставленных советских чиновников и послы Шуленберг и Росса.