28 июня Шулунберг во второй раз встретился с Молотовым. В доказательство изменившегося отношения Германии к Советскому союзу Шуленберг привел пакты о ненападении с Эстонией и Литвой. Он дал понять, что признает «деликатный характер» вопроса Прибалтийских государств, но не считает, что подписание данных договоров не является шагом «неприятным для СССР». Молотов, воздержался от какой бы то ни было политики, и выразил сомнение в постоянстве германских намерений и напомнил о расторжении германо-польского пакта о ненападении. Обсуждение коснулось и русско-германского договора от 1926 года, который был продлен Гитлером в 1933 году.

Астахов спросил, не находит ли посол, что заключенные в последнее время договора, например «антикоминтерновский пакт», находятся в противоречии с германо-советским договором 1926 г. Шуленберг стал уверять, что не следует возвращаться к прошлому.

В этот период германское посольство в Москве видело свою основную задачу в том, чтобы, несмотря на резкое ограничение своих возможностей к переговорам из-за указаний Гитлера от 29 и 30 июня, поддержать едва начавшийся германо-советский обмен мнениями. У служащих немецкого посольства сложилось мнение, что предстоят изменения в личном составе, по-видимому, Гитлер был недоволен работой дипломатов.

Ю. Шнурре отмечал в подготовленный им 30 июня записке, что главной причиной сдержанных позиций советской стороны является, должно быть, нежелание одновременно с происходящими в Москве переговорами с англичанами и французами вести также переговоры с Германией.

Вскоре Германия прибегла к помощи союзников. В Москве контакт с Наркоматом иностранных дел установил его итальянский коллега. В беседе с Потемкиным 4 июля Россо намекнул на последнюю беседу Шуленберга с Молотовым и на немецкое желание нормализации отношений. В беседе Потемкин проявил крайнюю сдержанность. 7 июля 1939 года германское посольство в Москве получило указание выступить с предложением по экономическим вопросам. Берлин выражал готовность предоставить кредит СССР в размере 200 млн. рейхсмарок для размещения в Германии советских заказов. Три дня спустя советник посольства в Москве Г. Хильгер передал эти предложения Наркому внешней торговли А.И. Микояну. Ведение переговоров по этому вопросу было поручено зам. торгпреда СССР в Германии Е.И. Бабарину.

С этим германо-советские переговоры, хотя и медленно, пришли в движение. 10 июля 1939 года Хильгер сообщил Микояну германское решение. 16 июля 1939 г. Микоян известил Хильгера о том, что некоторые вопросы требовали дополнительного разъяснения, и что он поручил заместителю руководителя советского торгового представительства в Берлине Бабарину разобраться с ними.

В это время на Вильгельмштрассе за переговоры с Россией решительнее всего выступал отдел экономической политики. Именно там для Шуленберга были составлены новые инструкции, с которыми тот должен был обратиться к Сталину.

Следующим этапом на пути к сближению был личный прием у Гитлера советского поверенного в делах. По приглашению статс-секретаря Астахов в этом году впервые поехал в Мюнхен на фестиваль германского искусства. Гитлер использовал этот повод, чтобы представителя Сталина в Германии, к которому и так "относились с особым вниманием", лично поприветствовать с подчеркнутой любезностью, учитывая осложнявшуюся изо дня в день международную обстановку. Именно в таких условиях советское правительство решило пойти навстречу неоднократным немецким предложениям. Уже 21 июля было объявлено о возобновлении экономических переговоров. Советские газеты сообщали, что переговоры в Берлине с советской стороны ведет "т. Бабарин, от германской стороны - г. Шнурре". Шуленберг, докладывая в МИД Германии и ранее отмечал, что советское правительство решило четко отделить политические переговоры (в Москве) от экономических (в Берлине) и не допустить, чтобы последние были истолкованы как политические переговоры и средство давления на западные державы. Ни Молотов, ни Микоян в последних беседах не употребляли словосочетание "политическая база".

Когда в последующие дин из Москвы просочились сведения, что политические переговоры с западными державами формально завершились 24 июля в парафировании проекта договора и что западные страны теперь готовы приступить в Москве к переговорам о военной конвенции. Гитлер окончательно решил захватить инициативу по отношению к Советскому Союзу. По словам очевидца Клейста - именно с этого момента Гитлер немедленно поручил министру иностранных дел окончательно перевести стрелки на сближение со Сталиным.

25 июля 1939 г. он пригласил обоих высокопоставленных советских представителей в Берлине - Астахова и Бабарина вечером 26 июля на ужин в отдельный кабинет элегантного берлинского ресторана "Эвест". В беседе Шнурре конкретно ставил вопрос о продлении или освежении советско-германского политического договора. Однако, как отмечал в докладной записке Шнурре, что пассивная позиция русских обуславливалась, по-видимому тем, что в Москве еще не принято никакого решения. В разговоре он также заявил, что запланированное выступление Германии против Польши не должно привести к столкновению интересов Германии и Советского Союза. Германия будет уважать целостность Прибалтийских государств и Финляндии, а также учитывать жизненно важные русские вопросы, причем дружественные германо-японские отношения не затронут Россию, а будут обращены против Англии.

Астахов, по-видимому, не только удивлялся глобальному характеру немецкого предложения, он еще не верил ни изложенной точке зрения, ни самому собеседнику. По результатам этой важной встречи он направил письмо Потемкину. В нем он писал, что Шнурре всячески пытается уговорить советскую сторону пойти на обмен мнениями относительно будущего сближения и ссылался при этом "на Риббентропа как инициатора подобной постановки вопроса, которую будто бы разделяет и Гитлер".

"Я мог бы отметить, - продолжал Астахов, - что стремление немцев улучшить отношения с нами носит упорный характер и подтверждается полным прекращением газетной и прочей кампании против нас. Я не сомневаюсь, что если бы мы захотели, мы могли бы втянуть немцев в далеко идущие переговоры, получив от них ряд заверений по интересующим нас вопросам. Какова была бы цена этим заверениям и на столь долгий срок сохранили бы они свою силу - это разумеется, вопрос другой".

Ответная телеграмма Молотова от 28 июля В.М. Молотов послал Г.А. Астахову еще одну телеграмму, в которой были соображения по поводу советско-германских отношений "если теперь немцы искренне меняют вехи и действительно хотят улучшить политические отношения с СССР, то они обязаны сказать, как они представляют конкретно это улучшение . Дело зависит здесь целиком от немцев".

Германское правительство не устраивало неопределенность исхода такой встречи. Она побуждала Риббентропа продолжать увеличивать пакет территориальных предложений, с помощью которых немецкое руководство стремилось склонить Советское правительство к заключению соглашения и компенсировать его нейтралитет в польском вопросе.