Репрессии и голод на Украине и в России в 30-е годы
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1 Социально-экономическое положение СССР в 20-30 годы ХХ века
Глава 2 Насильственная коллективизация и раскулачивание
Глава 3 Великий голод
Глава 4 "Социально-чуждые элементы" и циклы репрессий
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Начиная эту работу мне еще не были известны масштабы того, что мне предстоит узнать. Мне казалось, что эпизод с голодом в СССР в 30-е годы – лишь эпизод, никак несвязанный с остальными процессами, происходящими в стране. Однако все оказалось иначе. По мере продвижения работы вскрывались все новые и новые факты, обнаруживалась их взаимосвязь и в конце концов мне стало понятно, что конкретную ситуацию с голодом на Украине никак нельзя рассматривать обособленно от социально-политической обстановки в тогдашнем Союзе. Так же как нельзя не учитывать предпосылок возникновения этой ситуации, ее связи с остальными очень важными событиями в стране. Только так можно понять – почему? Почему случилось, что богатейшая республика Союза в буквальном смысле слова вымирала…
Моя работа не претендует на полноту освещения этой исторической проблемы. Но мне хотелось найти причины и следствия, понять объективную сущность происходящего в те годы.
С начала 1923 года и до конца 1927 года, то есть на период около пяти лет, в противостоянии Советской власти и общества, наступила кратковременная передышка. Борьба за дело Ленина, умершего 21 января 1924 года, но абсолютно отстраненного от политической деятельности вследствие третьего удара уже в марте 1923 года, захватила большую часть партийных руководителей. В течение этих нескольких лет общество залечивало раны.
Крестьянство, составлявшее 85% населения страны, попыталось восстановить связи на внутреннем рынке, продавать свою продукцию и жить согласно формуле крупного историка русского крестьянства Михаэля Конфино так, словно "наступило время крестьянской утопии". Эта "крестьянская утопия", названная большевиками "эсеровщиной", то есть "господством социал-революционного сознания", основывалась на четырех принципах, которые можно встретить во всех крестьянских программах разных десятилетий: это, в частности, отмена помещичьего землевладения и раздел земли в зависимости от количества едоков; это свобода пользования плодами своего труда; возможность торговать; и, наконец, создание крестьянского самоуправления (self-government), традиционной сельской общины; при этом представительство большевистского государства сводилось к сельским Советам, избираемым жителями нескольких деревень, и партийным ячейкам, по одной на каждые сто деревень!
Механизмы рынка, разрушенные в период с 1914 по 1922 год, частично признанные властью, хотя и оцененные как знак отступления в стране, где большинство составляет сельское население, снова начали действовать. Сезонная миграция в города, столь частая при прежней власти, также возобновилась; поскольку государство пренебрегало сектором потребления, заметно расцвело ремесленничество, недоимки и голод в деревнях стали более редкими, крестьяне снова насытились.
Однако кажущееся затишье этих нескольких лет не могло снять глубокие противоречия между правящим режимом и обществом, не забывшим насилие, жертвой которого оно стало. У крестьян причин для недовольства было немало1. Закупочные цены на сельскохозяйственные продукты были очень низки, не хватало фабричных товаров, они были дороги, а налоги были непосильны. Крестьяне чувствовали себя в стране гражданами второго сорта, поскольку рабочие стали категорией привилегированной. Крестьяне жаловались на многочисленные злоупотребления представителей Советского государства, получивших закалку в "школе военного коммунизма". Они подвергались произволу местной власти, впитавшей одновременно черты русской традиции и практики террора последних лет. "Судебный, административный и местный милицейский аппарат были парализованы алкоголизмом, взяточничеством, бюрократизмом и общей грубостью нравов крестьянских масс"2, - отмечается в пространном докладе политической полиции "О соблюдении социалистической законности в деревнях" в конце 1925 года.
Осуждая наиболее кричащие нарушения законности представителями советской власти, многие большевистские руководители все равно считали деревню опасной terra incognito, то есть "средой, кишащей кулацкими элементами, социал-революционерами, попами, бывшими помещиками, которых еще не успели "убрать", по образному выражению руководителя ГПУ Тульской губернии3.
Как свидетельствуют документы отдела информации ГПУ, рабочий класс тоже оставался "под высочайшим наблюдением". Эта социальная категория, меняющаяся в послевоенные годы, в период революции и гражданской войны, всегда подозревалась в сохранении связей с враждебным советской власти миром деревни. На каждом предприятии были свои тайные осведомители, выявлявшие слова и поступки, "крестьянские настроения", которые рабочие, вернувшиеся из проведенного в деревне отпуска, могли занести в город. В докладах органов ГПУ рабочий класс делился на "враждебные элементы", находящиеся под влиянием контрреволюционных групп, на "политически отсталых", в основном недавно приехавших из деревень, а также на тех, кто еще могут стать "политически сознательными". Остановка работ на предприятиях и забастовки, весьма немногочисленные в эти годы большой безработицы, относительное улучшение уровня жизни для тех, у кого была работа, были тщательно расследованы, а их вожаки арестованы.
Глава 1 Социально-экономическое положение СССР в 20-30 годы ХХ века
Секретные документы ГПУ, сегодня частично ставшие доступными, показывают, что после нескольких лет ошеломляющего роста численности эта организация вдруг столкнулась с некоторыми трудностями, связанными с передышкой в волюнтаристской реорганизации общества. В 1924-1926 годах Дзержинскому пришлось твердо отстаивать свои позиции перед некоторыми руководителями, считавшими, что нужно ограничить численный состав органов ГПУ, дела которого шли на убыль. В первый и единственный раз вплоть до 1953 года численный состав органов ГПУ был значительно сокращен. В 1921 году ЧК использовала 105.000 гражданских лиц и около 180.000 военных из различных войск специального назначения, включая пограничные войска, чекистов-железнодорожников, а также конвойные войска. В 1925 году эти части поредели, их численность уменьшилось приблизительно до 26.000 гражданских лиц и 63.000 военных. К этому числу следует прибавить 30.000 осведомителей, на которых в 1921 году нет данных в силу нынешнего состояния документации4. В декабре 1924 года Николай Бухарин написал Феликсу Дзержинскому: "Я полагаю, что мы должны как можно скорее перейти к более "либеральной" форме советской власти: меньше репрессий, больше законности, дискуссий, больше местной власти (под руководством партии naturaliter) и т.д."5.