Это подтверждается высказыванием по польскому вопросу одного из видных членов «Ордена» — Н. Турге­нева.

Касаясь намерения Александра I восстановить неза­висимое польское государство, Н. И. Тургенев писал впоследствии, что «этот акт императора Александра воз­буждал надежды и в поляках, и в русских, и во всем чело­вечестве. Мир, может быть, впервые видел победителя, дарующего побежденным права, вместо того чтобы надеть на них цепи». Тургенев неодобрительно отнесся к тому, что Орлов писал на имя царя «нечто вроде протеста против учреждений, которые Александр только что даровал Польше . Когда я узнал об этом, — писал он,—я не преминул упрекнуть Орлова в узком патриотизме, патрио­тизме раба, продиктовавшем ему этот протест». Весьма характерно, что Орлов не отстаивал свою точку зрения. Соглашаясь с доводами своего оппонента, «он имел бла­городство, — пишет далее Тургенев, — согласиться с тем, что я был отчасти прав» . Не мог аристократический про­ект программы «Ордена» удовлетворить и М. Н. Новикова, племянника известного русского просветителя конца XVIII в. Узнав об основании новой тайной организации — «Союза спасения», Новиков присоединился к ней и начал работу над собственным проектом республиканской кон­ституции.

Взгляд Дмитриева-Мамонова на польский вопрос и особенно великодержавная идея, изложенная в проекте Дмитриева-Мамонова, явившаяся отражением идеологии русской аристократии, не нашли последователей и в возникших вскоре других преддекабристских тайных обществах. Не удивительно, что нет преемственности между этим первым тайным обществом и последующими тайными обществами. Встретившись с возникшим в том же 1816 г. «Союзом спасения», общество М. Орлова и Дмитриева-Мамонова вынуждено было «уступить ему дорогу».

Проект Дмитриева-Мамонова не только не отра­жал взгляда на польский вопрос всех членов «Ордена рус­ских рыцарей», само его появление из-под пера предста­вителя русской аристократии подчеркивает, что идеоло­гия этой среды ничего общего не имела с идеологией русских дворянских революционеров.

«Союз спасения» был организацией, состоявшей из эле­ментов более прогрессивных. Он образовался из двух тайных офицерских организаций — артели Семеновского полка и «Священной артели», куда входили офицеры Глав­ного гвардейского штаба. Артель Семеновского полка, возникшая как объединение для совместного питания и отдыха, включала передовых, прогрессивно мыслящих офицеров, имевших общие взгляды. Александр 1, узнав о ее существовании, приказал закрыть ее из тех сооб­ражений, что «такого рода сборища офицеров ему не нра­вятся».

По такому же принципу была основана и «Священная артель» офицеров Генерального штаба, возникшая во вто­рой половине 1814 г. и с небольшим перерывом существо­вавшая до 1817 г. В числе ее основателей были Алек­сандр Муравьев, Иван Бурцев, Вильгельм Кюхельбекер, Иван и Михаил Пущины, Петр и Павел Колошины и др. С артелью были связаны Никита Муравьев, Павел Постель и другие офицеры, организационно не входившие в ее состав. Предметами бесед и споров в артели, по сви­детельству Пущина, было — «о зле существующего у нас порядка вещей» и о «возможности изменения желаемого многими втайне», т. е. обсуждались политические вопросы. Таким обра­зом, «Священная артель» и артель Семеновского полка представляли собой зародыши будущих тайных декабри­стских обществ. Именно в недрах этих организаций формировалась революционная антимонархическая, анти­феодальная идеология.

В этих обществах ,в числе основателей, руко­водителей и членов тех, кто составил основное ядро позд­нейших Южного и Северного обществ, находятся люди, активно уча­ствовавшие в движении, вплоть до декабристского восста­ния 1825 г. Основатели «Союза спасения» — Никита и Алек­сандр Муравьевы, И. Д. Якушкин, С. П. Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, а также вступившие в это общество вскоре после его основания M.G. Лунин, П. И.Пестель, И. И. Пущин, М. А. Фонвизин, П. Г. Каховский и др.— все это выдающиеся деятели дворянского революционного движения, их имена навечно вошли в летопись русской истории. Яркой отличительной чертой этих дворянских революционеров является горячий патриотизм. Почти все участники движения декабристов героически отстаивали независимость своей родины в 1812 г. Свободу и незави­симость отечества они тесно связывали с необходимостью демократизации всего общественного строя и уничтоже­ния феодально-крепостнического гнета и ради этих идеа­лов не щадили своей жизни. «Для отечества я всем готов жертвовать», — писал П. Каховский. [13]Вопрос об отношении к Польше членов «Союза спасе­ния» и «Союза благоденствия», в который преобразовался «Союз спасения», можно выяснить по мемуарам и по материалам следствия, так как «Союз спасения» не оста­вил своего программного документа, а в уставе «Союза благоденствия», так называемой «Зеленой книге», вернее, в сохранившейся ее первой части, этот вопрос не получил освещения.

Член «Союза спасения», а затем Северного общества М. А. Фонвизин в статье «Последний раздел Польши» (1823 г.) писал: «В то время, когда на Западе занимались противодействием французской революции, . три север­ные державы нашли удобный случай прекратить политиче­ское бытие Польши, государства, знаменитого в истории народов своим характером и составлявшего важное звено в политическом равновесии Европы. Будучи довольны разделом своей добычи, они сблизились посредством похи­щения и соединились потом в тесный союз, известный ныне под именем Священного союза. Какое богохульство! — вся Европа ужаснулась; со времени Вестфальского мира не было подобного примера нарушения, уничтожающего силою манифеста законный порядок и существование це­лого государства, которое разделено на три части по произ­волению, точно как делят добычу по жребию».

О сочувствии русских дворянских революционеров идее независимости Польши свидетельствуют и их выска­зывания по поводу провозглашения Польского Королев­ства. «Я радовался тому, что на свете стало одной консти­туцией больше .»,—писал Н. И. Тургенев. Он резко осуждал поворот Александра 1 в сторону ликвидации даже той призрачной независимости Польши, которую предоставляла конституция, возмущался начавшимся вслед за «дарованием» конституции ее урезыванием начи­ная от назначения императорским комиссаром в Польше Новосильцева и фактическим наместником царя брата Александра 1 Константина Павловича.

Следовательно, декабристы считали, что конституция, даже монархическая, какой была конституция королевства, все же ограничивала самодержавие и была шагом вперед в сравнении с абсолютной монархией. Их возму­тило, однако, то, что император, вводя конституцию в Польше, в то же время считал Россию еще не созревшей для конституционного устройства, и Фонвизин с негодованием писал по этому поводу в своих «Записках», что «присоеди­ненной Польше он [Александр] даровал конституционные установления, которых Россию почитал недостойною». Возмущение в связи с этим высказал также и декабрист В. Раевский, который писал в конце 1821 г.: «Александр в речи своей к полякам обещал дать конституцию народу русскому. Он медлит, и миллионы скрывают свое отчая­ние до первой искры».