« .Этот странный кот подошёл к подножке моторного вагона „А", стоящего на остановке, нагло отсадил взвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и да­же сделал попытку всучить кондукторше гривенник через открытое по случаю духоты окно .

Та, лишь только увидела кота, лезущего в трамвай, со злобой, от которой даже тряслась, закричала:

— Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!

Ни кондукторшу, ни пассажиров не поразила самая суть дела: не то, что кот лезет в трамвай, в чём было бы ещё полбеды, а то, что он собирается платить!»

Странный кот, имеющий, как все порядочные коты, имя — Бегемот, в 1966— 1967 гг. поразил и развеселил первых читателей романа. И с тех пор по-преж­нему не оставляет равнодушным никого, кто открывает роман. Каждый может проверить это на себе, начав читать самое знаменитое произведение Булгакова – «Мастер и Маргарита».

Судьба автора была необычной и печальной. Судьба его романа – тоже необычной, но, пожалуй, радостной.

Что творилось, когда в 1966г. в журнале «Москва» появился роман «Мас­тер и Маргарита», трудно описать. Журнал передавали из рук в руки, перепе­чатывали на машинке .

Известны случаи, когда влюбившиеся в роман «с первого взгляда» читате­ли целиком, от первой до последней страницы, переписывали его от руки: так велико было желание иметь этот роман дома, чтобы в любой момент взять и перечитать любимые места и даже отдельные, быстро ставшие крылатыми фра­зы: «Нет документа, нет и человека», « .Что же это у вас, чего ни хватишься, ни­чего нет!», «Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!», «Брал, но брал нашими, со­ветскими!», «Квартирный вопрос только испортил их», «Мне ли бриллиантов не знать?», «Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?», «Осетри­на второй свежести», «Подумаешь, бином Ньютона!», «Денежки я приберу . не­чего им тут валяться», «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус» .

Роман был напечатан через четверть века после смерти Булгакова. Все эти годы его вдова, Елена Сергеевна, берегла рукопись — единственный экземп­ляр! — с поправками, сделанными от руки, и вставками, которые диктовал до последних дней ослепший, умиравший на сорок девятом году жизни писатель. Он считал роман главным делом своей жизни. О существовании его знали лишь несколько десятков человек. Когда роман наконец опубликовали — Булгако­ва помнили уже только как автора пьесы «Дни Турбиных». Биография же его не была известна почти никому.

Михаил Афанасьевич Булгаков родил­ся в Киеве, в многодетной семье пре­подавателя Духовной академии. Он был старшим сыном. Рано — когда ему исполнилось шестнадцать лет — потерял отца.

Родители стремились привить де­тям христианский образ мыслей. В се­мье по воскресеньям вслух читали Библию, по праздникам непременно посещали церковь. В девятнад­цать лет старший сын, к то­му времени поступивший на медицинский факультет Киевского университета, в ожесточённых спорах с родными засвидетельствовал своё неверие. Позже, после трагиче­ских событий российской истории, он заново вернётся к однажды ре­шённым в юности вопросам. Тому свидетельство — его романы.

Первая мировая вой­на застала Булгакова на старших курсах универси­тета. Выпущенный вместе с другими студентами-меди­ками досрочно, он работал в госпиталях прифронтовой по­лосы, где занимался главным об­разом ампутацией рук и ног. Быть может, хирургическая практика и определила несвойственную русскому интеллигенту начала XX в. твёрдость, решительность его характера.

Осенью 1916г. Булгаков отправил­ся в сельскую глушь Смоленской гу­бернии, в село Никольское. Он был единственным врачом на много де­сятков вёрст — одновременно хирур­гом, терапевтом, акушером, педиат­ром. Принимая порой за день по сотне крестьян, съезжавшихся на ло­шадях в больницу со всей округи, де­лая операции, молодой доктор пони­мал: он, только он один отвечает за жизнь привезённого к нему человека.

За два года врачебной практики Михаил Булгаков хорошо узнал тот народ, к которому принадлежал. В «За­писках юного врача» (книге, начатой ещё в Никольском) народ показан без обычного для русской интеллигенции преклонения, рождённого чувством вины перед крестьянством за слиш­ком долгое крепостное право. Отно­шение Булгакова к народу ближе все­го к чеховскому. Это взгляд врача, трезво видящего темноту крестьян, их невежество и агрессивную подозри­тельность к «образованным», но одно­временно твердо сознающего свой долг — лечить их и просвещать.

Иногда отношения «юного врача» с народом принимают трогательные формы. Спасённая от неизбежной, ка­залось, смерти девушка, выздоровев, «обвисая на костылях, развернула свёрток, и выпало длинное снежно-белое полотенце с безыскусствен­ным красным вышитым петухом. Так вот что она прятала под подушку на осмотрах. То-то, я помню, нитки ле­жали на столе.

— Не возьму, сурово сказал я и даже головой замотал. Но у неё стало такое лицо, такие глаза, что я взял .».

Именно опыт ежедневного обще­ния с крестьянами помог ему в 1917г. не поддаться иллюзии, которой под­дались многие: сметут самодержавие, и всё будет хорошо — «кто был ни­чем, тот станет всем».

Булгаков знал — революция в Рос­сии неизбежно приведёт к тому, что Пушкин в «Капитанской дочке» опре­делил как «русский бунт, бессмыслен­ный и беспощадный», а её разруши­тельные последствия для страны будут поистине ужасны.

Падение монархии в конце февра­ля 1917г. стало для Булгакова неожи­данностью: раскаты революционной грозы, прокатывавшиеся по Петро­граду, глохли в далёких углах России. А через полгода в Смоленскую губер­нию пришло сообщение об Октябрь­ском перевороте. 31 декабря 1917 г. Булгаков писал сестре: «Недавно в по­ездке в Москву и Саратов мне при­шлось видеть воочию то, что больше я не хотел бы видеть.

Я видел, как толпы бьют стёкла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве . Видел голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офице­ров .

Булгаков был в Москве после ок­тябрьских боёв 1917 г., когда юнкера защищали город от рабочих дружин, возглавляемых большевиками. Он пи­сал сестре «о крови, которая льётся и на юге, и на западе, и на востоке, и о тюрьмах», —«все воочию видел и по­нял окончательно, что произошло».

Булгаков оказался одним из тех, кто воочию, широко открытыми гла­зами, увидел трагедию своей страны. Он понял, что Россию ждут испыта­ния худшие, чем ещё не окончивша­яся мировая война: годы и годы бра­тоубийства.

В начале 1918 г. Булгаков вернул­ся в родной Киев и за полтора года пережил там не менее десяти смен власти. Зарабатывал на жизнь част­ной практикой. С трудом избегал мобилизации в армию то при пет­люровцах, то при большевиках. По-видимому, в том же или следующем году ему пришлось присутствовать при каких-то казнях. Потрясение от невольного соучастия (так он считал) в убийстве оставило неизгладимый след в его творчестве. У него возник постоянный мотив вины, который полнее всего будет развёрнут в лич­ности едва ли не самого сложного и яркого героя романа «Мастер и Мар­гарита» — Понтия Пилата.